Евгений Лукин - Благие намерения

Леха припал к стеклу.

- Черт его знает… - с сомнением молвил он. - Больно дружно взялось… Бензином вроде не поливал…

Часто дыша, Петро опустился на табуретку.

В пылающем сарае что-то оглушительно ахнуло. Крыша вспучилась. Лазоревый столб жара, насыщенный золотыми искрами, выбросило чуть ли не до луны.

- Фляга… - горестно тряся щетинами, пробормотал Петро. - Может, вправду отдать?..

Леха вздрогнул и медленно повернулся к нему.

- Что?.. - еще не смея верить, спросил он. - Так это все-таки ты?..

Петро подскочил на табуретке.

- А пускай курятник не растопыривает! - злобно закричал он. - Иду - стоит! Прямо на краю поля стоит! Дверца открыта - и никого! А у меня сумка с инструментом! Так что ж я, дурее паровоза?! Подпер сбоку чуркой, чтоб не падала, ну и…

- Погоди! - ошеломленно перебил Леха. - А как же ты… В газете же пишут: к ним подойти невозможно, к тарелкам этим! Страх на людей нападает!..

- А думаешь - нет? - наливаясь кровью, заорал Петра. - Да я чуть не помер, пока отвинчивал!..

- Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. - с тупым упорством завывал инопанетянин.

- Отдаст! - торопливо крикнул Леха. - Ты погоди, ты не делай пока ничего… Отдаст он!

- А чего это ты чужим добром швыряешься? - ощетинившись, спросил Петро.

- Ты что, совсем уже чокнулся? - в свою очередь заорал на него Леха. - Он же от тебя не отстанет! Тебя ж отсюда в дурдом отвезут!

- И запросто… - всхлипнув, согласился Петро.

- Ну так отдай ты ему!..

Петро закряхтел, щетинистое лицо его страдальчески перекривилось.

- Жалко… Что ж я, зазря столько мук принял?..

Леха онемел.

- А я? - страшным шепотом начал он, надвигаясь на попятившегося Петро. - Я их за что принимаю, гад ты ползучий?!

- Ты чего? Ты чего? - отступая, вскрикивал Петро. - Я тебя что, силком сюда тащил?

- Показывай! - неистово выговорил Леха.

- Чего показывай? Чего показывай?

- Ногу показывай!..

То и дело оглядываясь, Петро протопал к разгромленной двуспальной кровати в углу и, заворотив перину у стены, извлек из-под нее матовую полутораметровую трубу с вихляющимся полированным набалдашником.

- Только, слышь, в руки не дам, - предупредил он, глядя исподлобья. - Смотреть - смотри, а руками не лапай!

- Ну и на кой она тебе?

- Да ты что! - Петро даже обиделся. - Она ж раздвижная! Гля!

С изрядной ловкостью он насадил набалдашник поплотнее и, провернув его в три щелчка, раздвинул трубу вдвое. Потом - вчетверо. Теперь посадочная нога перегораживала всю хату - от кровати до печки.

- На двенадцать метров вытягивается! - взахлеб объяснял Петро. - И главное - легкая, зараза! И не гнется! Приклепать черпак полтора на полтора - это ж сколько мотыля намыть можно! Семьдесят пять копеек коробок!..

Леха оглянулся. В окне суетился и мельтешил инопланетянин: подскакивал, вытягивал шеенку, елозил по стеклу лягушачьими лапками.

- Какой мотыль? - закричал Леха. - Какой тебе мотыль? Да он тебя за неделю в гроб вколотит!

Увидев инопланетянина, Петро подхватился и, вжав в голову плечи, принялся торопливо приводить ногу в исходное состояние.

- Слушай, - сказал Леха. - А если так: ты ему отдаешь эту хреновину… Да нет, ты погоди, ты дослушай!.. А я тебе на заводе склепаю такую же! Из дюраля! Ну?

Петро замер, держа трубу, как младенца. Его раздирали сомнения.

- Гнуться будет… - выдавил он наконец.

- Конечно, будет! - рявкнул Леха. - Зато тебя на голову никто ставить не будет, дурья твоя башка!

Петро медленно опустился на край кровати. Лицо отчаянное, труба - на коленях.

- До белой горячки ведь допьешься, - сказал Леха.

Петро замычал, раскачиваясь.

- Пропадешь! Один ведь остался! Баба - ушла! Уркан - на что уж скотина тупая! - и тот…

Петро поднял искаженное мукой лицо.

- А не врешь?

- Это насчет чего? - опешил Леха.

- Ну, что склепаешь… из дюраля… такую же…

- Да вот чтоб мне провалиться!

Петро встал, хрустнув суставами, и тут же снова сел. Плечи его опали.

- Сейчас пойду дверь открою! - пригрозил Леха. - Будешь тогда не со мной - будешь тогда с ним разговаривать!

Петро зарычал, сорвался с места и, тяжело бухая ногами, устремился к двери. Открыл пинком и исчез в сенях. Громыхнул засов, скрипнули петли, и что-то с хрустом упало в ломкий подмерзший снег.

- На, подавись! Крохобор!

Снова лязгнул засов, и Петро с безумными глазами возник на пороге. Пошатываясь, подошел к табуретке. Сел. Потом застонал и с маху треснул кулаком по столешнице. Банка, свечка, стаканчики - все подпрыгнуло. Скрипнув зубами, уронил голову на кулак.