Вероника Иванова - Право учить. Работа над ошибками

– Зачем вы заведомо усложняете условия? – с легким недовольством осведомился комендант. – В действительности вовсе не обязательно произойдет то, о чем…

– В действительности происходят гораздо более непредсказуемые вещи, – огрызнулся я.

Ну почему всегда нужно спорить именно в тот момент и по такому поводу, который не вызывает сомнений? Правда, сомнений лично у меня… Но все равно, могли бы и сами раскинуть мозгами!

– Насколько непредсказуемые? – ехидно переспросил Транис.

– К примеру…

Встаю и задумчиво взвешиваю в ладони взятую со стола глиняную плошку:

– Содержимого сей невеликой посудины вполне хватит, чтобы господин маг оставил нашу теплую компанию без своей персоны, и поверьте: проделать подобное будет не особенно сложно.

– Но есть еще и…

– Господин комендант, я помню. Но так же хорошо помню, как нехитрые движения посоха заставили вас задуматься над приглашением в кабинет кого-то из стражников, так сказать, лишний раз поберечься. Из чего делаю закономерный вывод: ваши тылы не так уж надежно защищены, как вам бы того хотелось. И не смотрите на меня осуждающе, я не люблю причинять людям вред. Достаточно того, что не мешаю им самим лезть в петлю… Но мы отвлеклись. Итак, предположим, некто, замысливший захватить город, а для начала – обезглавить гарнизон, успешно добрался до вас обоих. Так кого лечить первым? Думайте, господа, я подожду вашего ответа. Только учтите, если ничего не надумаете сами, предположения могут быть воплощены в жизнь, и решение о спасении будет принимать кто-то другой.

Они переглянулись, словно спрашивая друг друга, шучу я или схожу с ума? Потом обе пары глаз, голубая и каряя, снова взглянули на меня, убедились, что на моем лице за прошедший миг ничего не изменилось – в частности, серьезность не только не убыла, но и существенно приросла, – и озадаченные поставленным вопросом мужчины погрузились в размышления.

Есть несколько разновидностей трудных задачек, каждая из которых требует своего подхода. Но кроме того, есть задачки, не имеющие сколько-нибудь приемлемого решения. Именно такую я и задал, впрочем, не рассчитывая на догадливость моих собеседников, а преследуя совершенно иную цель – доказать очевидное: необходимость уничтожения угрозы в зародыше.

Конечно, можно было исполнить задуманное немедленно и лично, Пустота не отказалась бы сытно пообедать. Но превращая в прах улики, я сразу же подставлял под неминуемый удар себя. Доказывать правоту с пустыми руками? Увольте! Все наблюдения, сделанные за время многолетнего пребывания на просторах Шемов, кричат об одном: люди верят только в то, что могут потрогать собственными руками, в крайнем случае, попробовать на зуб или понюхать. Наверное, это правильно – принимать в расчет действительно существующие вещи, а не словесную тень описаний, но если хотите быть убедительным, нужно подкреплять свои утверждения чем-то весомым. А еще лучше, увесистым. Во всех смыслах.

Я не стал в лихорадочной спешке крушить сотворенные некромантом орудия для покорения мира, предоставив прибывшей на место страже возможность уяснить: у меня, как у Мастера, были причины вести себя странно, среди прочего и хранить свой титул в тайне. Но если комендант с трудом мог представить себе истинную опасность чародейских творений, то медлительность Траниса, сведущего в магии человека, пугала не меньше, чем живая плесень.

Воин легче поддается внушению, чем маг. Достаточно просто сказать: «Это – враг!», и он уже готов рубать указанную цель мечом, бить молотом, топтать подкованными сапогами, рвать зубами и ногтями. С другой стороны, именно отсутствие привычки задумываться и изучать свойства противника, прежде чем приниматься за уничтожение, часто подводит. Но маги… С ними дело обстоит гораздо хуже.

Любой чародей всегда думает о выгоде, причем собственной, а не чьей-то еще, потому что с первого же дня обучения всем одаренным внушают: вы всегда будете стоять против остального мира в одиночку. Это воины на поле боя могут прикрывать друг другу спину, даже если до начала сражения переругались и перессорились вдрызг, а оставшись в живых, тут же забывают о прошлых обидах. Маги же никогда не станут подпускать к себе кого-то ближе, чем на расстояние удара. Своего, а не удара противника, разумеется. А все из-за чего? Из-за взращенной вместе с опытом скупости.

Не секрет, что чародейство требует затрат. И подобно воинским искусствам, затрат не только душевных, но и телесных. Лишь в детстве, едва-едва ощутив свою принадлежность к одаренным, маг может верить в чудесное обретение могущества, а войдя в зрелую пору, с горечью понимает: отпущенные пределы слишком ничтожны. Творить магию позволяет только особое строение всей совокупности Кружев, но оно же вносит и ограничения. Личные запасы Силы всегда невелики, и распоряжаться ими надобно с трезвым и холодным умом, потому что если можешь задействовать в течение суток лишь горсточку заклинаний, поневоле приходится выбирать, откуда именно зачерпнуть. Подготовить к использованию можно хоть целую сотню, особенно если Кружева позволяют, однако что проку в набитом доверху монетами сундуке, если крышка приподнимается, открывая лишь узенькую щелку?