Вероника Иванова - Право учить. Работа над ошибками

– Вот он! Он был с тем человеком! Держите его!

Струна боли, натянувшаяся от кончиков пальцев вывернутой за спину и вздернутой вверх правой руки, заставила меня согнуться пополам, а прозрачный шарик, разумеется, не преминул полететь прочь, прямо в… Только не это!

Доля мгновения понадобилась, чтобы серебряный зверек выдернул свои зубы из моего позвоночника. Еще доля – на высвобождение одного из язычков Пустоты. Две доли – Мантии на закручивание в пространстве крошечного вихря, подхватывающего отраву и выбрасывающего за пределы бассейна, под ноги… Какая удача! Остается только выпростать нить «паутинки» и хлестнуть коренастого горожанина, заставляя… Правильно! Перенести всю тяжесть тела на упругий, но не бесконечно прочный шарик.

Чмок! Тонкие стенки лопнули, и живой яд растекся лужицей. Можно успокоиться: швы между камнями, мостящими площадь, если и пропустят сквозь себя, то лишь часть жидкости, а может, задержат всю. Целиком. Конечно, подошвы сапог разнесут отраву по городу, но… Скорее она успеет высохнуть, чем доберется до какого-либо источника влаги.

Ой-й! С делами души закончено, теперь стоит разобраться с делами тела. Больно же!

– Он? – спросил выкрутивший мне руку углежог у одного из подбежавших городских стражников.

– А я почем знаю! – огрызнулся тот, оглядываясь и ища кого-то в толпе. – Эй, где вы ходите? Это тот человек?

– Может быть, прежде чем выяснять личности, меня все же…

Но моя попытка попросить об изменении положения руки на более удобное и не такое болезненное остается незамеченной, потому что из толпы выныривает-таки Вельши, красный, угрюмый и запыхавшийся.

– Он? – повторяет вопрос стражник.

Гном открывает рот, но сообразив, что прямо сейчас не сможет издать ни звука, судорожно кивает. Потом проходит несколько минут, потребных, дабы отдышаться, и я слышу непререкаемо-обвинительное:

– Именно он и угрожал! А тот, второй, увел!

Стражник окидывает меня взглядом, недоверчиво трет щетинистую щеку, но все же приступает к своим обязанностям, изрекая:

– Вы обвиняетесь в похищении уважаемой горожанки и будете задержаны…

Тут он делает паузу, то ли вспоминая нужные слова, то ли сожалея о необходимости исполнения службы в погожий летний денек.

– До выяснения обстоятельств!

Обстоятельства были неблагоприятные. Крайне неблагоприятные. Полурассерженный, полунапуганный гном готов был приписать мне все возможные злодеяния, кроме, пожалуй, одного: меня все-таки с Мирримой под ручку никто не видел. Зато видели Марека, как стало понятно из сбивчивых объяснений Вельши и свидетелей. На мое счастье, последние были немногочисленны и не отличались особой охотой помогать свершению правосудия, правда, и произнесенных ими слов хватило, чтобы установить несколько фактов, позволяющих существенно ограничить мою свободу.

Первое: я действительно вел беседу с похищенной гномкой.

Второе: в ходе беседы из моих уст прозвучало нечто вроде угрозы по отношению к малолетней гномке.

Третье: вскоре после окончания беседы мой спутник был замечен вместе с гномкой у городских ворот, и, по утверждению стражников, Миррима не выказывала неудовольствия или сопротивления, следуя за незнакомцем. Почему, собственно, все и решили, что гномка действует без принуждения, стало быть, нет причин задерживать ни того, ни другого.

Выслушав свидетелей, проверив, верно ли их слова занесены писарем в бумаги следствия, и отпустив восвояси горожан, недовольных отвлечением от дел, комендант Мирака растерянно оперся о подлокотники кресла, в котором провел всю церемонию предварительного дознания:

– Что вы можете заявить в подтверждение своей невиновности или для опровержения уже сказанного?

Ну вот, наконец, взялись и за меня лично! Признаться, полчаса, в течение которых пришлось изображать бессловесный предмет мебели, были весьма кстати, потому что усилиями задержавшего меня углежога связки запястья правой руки растянулись как раз до того состояния, которое пока далеко от разрыва, но уже успешно причиняет неудобства. Говоря проще, запястье опухло, заныло и всячески сопротивлялось моим попыткам пошевелить пальцами. Но поднести правую ладонь к груди и поклониться позволило:

– Прежде всего, благодарю господина коменданта, в милости своей соблаговолившего выслушать сторону ответчика.

Светло-голубые глаза хозяина Мирака слегка расширились: видно, мало кто из горожан усложнял свою речь вежливыми оборотами.