Вероника Иванова - Берег Хаоса

– Не имею привычки тратить силы впустую… Признаться, Вы меня удивили.

– Чем, повелительница? Я все тот же, каким был.

– Тот же? – Легкая тень раздумья в глазах. – Пожалуй. И это поистине удивительно.

Впору стукнуть себя самого по лбу. Да побольнее! Так глупо попасться… Неважный из меня фехтовальщик, если вдуматься: смертельный удар отбил, а серию уколов, предназначенных для проверки моих оборонительных порядков, парировал, не задумываясь об их действительном назначении, и в результате… Нарвался на новую атаку, но поскольку она была уже на отходе, невесомая и, казалось бы, случайная, именно она и достигла успеха.

– Молчите? Вам нечего сказать?

Я бы сказал, ох я бы и сказал…

– Или все слова, что приходят Вам в голову в эти минуты, не должны долетать до женских ушей?

Как после всего этого Сэйдисс можно не любить? Очаровательна и убийственна. Но кажется, она начинает скучать:

– Вы не желаете сменить позу? Ваши члены еще не затекли?

– Какие именно части тела Вы имеете в виду?

Пауза. Нет, это не атака с моей стороны, так, крохотный щелчок по шпаге противника, не более.

– Вы пришли говорить пошлости?

– Конечно, нет, повелительница.

– Так извольте вести себя достойно цели Вашего визита!

Встаю, потирая и вправду затекшие коленки. Сэйдисс сдвигает увеличительные стекла на кончик носа: так ей удобнее смотреть на строчки мелких букв в книге.

– Я просмотрела Ваши траты за истекшее полугодие.

– Смею напомнить: оно еще не закончилось.

– То есть, Вы хотите сказать, что намерены совершить еще несколько безрассудств?

Придвигаю к столу стул и усаживаюсь напротив Заклинательницы.

– Что Вы называете безрассудствами?

– К примеру, вот это, – она находит нужную строчку и зачитывает: – Проиграно в кости пять лоев двадцать четыре сима.

– За шесть месяцев? Разве это много? Могу себе позволить.

– Меня удивляет другое: зачем Вы садитесь играть, если заранее можете предсказать, на какой бок упадет каждая костяшка?

Вздыхаю. А действительно, зачем? Тем более, что повлиять на исход броска не могу, а изъяны предметов, покрутив в пальцах, определяю временами на удивление точно. Если не пьян, разумеется. Может быть, я играл в подпитии? Да, скорее всего так и было. Поглядываю искоса на Сэйдисс: попробовать оправдаться распитием горячительного? Нет уж, тогда меня ждет форменная тирания в отношении увеселений души и тела!

– Хочется почувствовать себя таким же, как все.

Тихий смешок заставляет добавить более вескую причину:

– К тому же, так принято. Играть. Все играют: кто в кости, кто в карты, кто делает ставки на собачьих боях. Для молодого человека, живущего в столичном городе, было бы, по меньшей мере, странно не участвовать в светской жизни.

– Хорошо, допускаю. Посмотрим другую статью расходов. Напитки. Вам не кажется, что Вы слишком много тратите на них?

Чувствуете разницу? Не «пьете много», а «тратите много». То есть, если бы мне удавалось посещать питейные заведения за чужой счет, на здоровье! Интересно, все женщины настолько бережливы в отношении чужих денег или только некоторые? Впрочем, мне, похоже, выпадает шанс проверить. Когда женюсь. Если женюсь.

А Сэйдисс продолжает свою мысль:

– Если желаете упиваться… Как это называется? До поросячьего визга? Так вот, если Вы чувствуете в этом потребность, я велю поставлять Вам каждый месяц бочку самого отборного меда, собранного на горных лугах. Или Вам по вкусу что-то другое? Кроме того, самым практичным было бы приготовление пития в доме, а не шатание за ним по темным улицам и подозрительным лавкам.

Это на что же она намекает?

– У меня не так уж много свободного времени, повелительница, чтобы тратить его еще и на возню с брагой.

– Разумеется, мужчины не должны этим заниматься сами: им положено лишь снимать пробу. А прочие труды следует предоставлять женщинам.

Если я не совсем еще отупел, последняя фраза может означать только то, что он означает. Ну, матушка! Точнее, матушки. Именно так, во множественном числе.

– Вы тоже приложили руку к приезду Ливин?

– Кого-кого?

Она даже не пытается притвориться непонимающей: лазурные глаза, глядящие на меня поверх золотистой оправы стекол, смеются. Почти. Или близки к улыбке, что само по себе уже можно признать чудом.

– Вы сами ее выбрали?

Сэйдисс молчит, небрежно теребя кончиками пальцев старую кожаную закладку.

– Или первый ход сделала Каула?

Упоминание вероятных заслуг соперницы всегда вызывает на откровенность: