Леонид Зайцев - Два миллиарда причин

— Мы проводим тебя до Поста, — ласковым голосом добавила нимфа, — чтобы кентавры (а они все плохо учились) не дай ОН, не попытались отнять у тебя сосуд силой. А ты потом замолвишь за нас словечко перед Ней, раз уж ты ей так приглянулся, смертный.

Я кое-как встал на ноги, продолжая прижимать к груди свою, теперь бесценную, ношу. Ведь я не мог пока определить, какой из согретых моим телом предметов, они называют «сосудом». Сосудом, из-за которого меня готовы были убить. Теперь понятно, что и близнецы охотились именно за ним. Ещё бы разобраться с видениями кентавров и зеленоволосых девушек, явно навеянных каким-то галлюциногеном. Хотя, против вида девушки я ничего не имел. Она меня полностью устраивала.

— Может связаться с Пандорой? — с некоторым сомнением в голосе предложил волосатый мужик. — В конце концов, это дело касается её больше всех.

— Ну-ну, — парировала девушка, — а когда о твоём участии в этом деле узнает её сестрёнка, ты знаешь, в какое место она воткнёт тебе твой трезубец? Да ещё провернёт раза три, дабы помнил — никогда не лезь в чужие семейные разборки!

— Но надо же как-то узнать, из-за чего весь этот сыр-бор? — попытался оправдаться мужик. — Сначала она появилась на Пути, что уже ничего хорошего не предвещает. Потом этот смертный с сосудом. Как он вообще-то сюда попал? Ты как тут оказался? — обратился он ко мне. — Только даже не пытайся мне врать! Одиссей за это от меня уже однажды получил десять лет скитаний по Средиземному морю.

Мама дорогая. Так передо мной сам Посейдон! Ничего себе, куда завели меня глюки! Однако, пока я всё ещё под действием наркоты, придётся играть по их правилам. Боги не любят молчаливых смертных.

— Меня ограбили, а потом хотели убить близнецы с каменными лицами, — произнёс я спокойно, уверенный, что во сне мне бояться больше нечего. — А затем пропала Настя. Это моя жена, которую я очень люблю. И снова близнецы, а я их встретил с портфелем и пистолетом, но попал сюда. Меня отравили?

— Ты глупец, — без всякого выражения произнёс Посейдон. — Хотя и везучий.

— В нашем мире два миллиарда богов и полубогов, а она выбрала смертного, — проворковала зелёная девушка, придирчиво рассматривая меня. На всякий случай я втянул живот, от чего джинсы сразу съехали на бёдра, а спереди образовался значительный мешочек, отнюдь не соответствующий размерам моего достоинства.

— Вот это сон так сон! — восхитился я.

Сильный удар в скулу, от которого искры с минуту фонтанировали в моих глазах, привёл меня в чувство.

— Теперь проснулся? — Поинтересовался Посейдон. — У тебя Сосуд! Я не знаю, почему она доверила его тебе, но теперь ты самое значительное существо во всех мирах после того, чьё подлинное имя знает только Она и Высшие! На тебя охотятся силы, рядом с которыми ты, если бы не являлся владельцем Сосуда, просто зачах бы от одного их присутствия. Так что возьми себя в руки и хоть немного соответствуй статусу.

— Не знаю, о каком сосуде вы все говорите, — проблеял я, — но может мне его кому-нибудь отдать? Чисто добровольно?

Мужик как-то уж очень плотоядно воззрился на меня.

— Торопишься умереть? — уточнила нимфа, слегка отодвинув его в сторону. — Запомни, глупый человечек, ты жив в этом мире ровно до тех пор, пока хранишь Сосуд, — сообщила мне она, — как только передашь его кому-нибудь, твоя ценность исчезнет, и даже Она не сможет тебя спасти, хотя, судя по всему, ты ей чем-то очень дорог.

— Да скажите мне, наконец, — взмолился я, — какая такая «она», какой такой Сосуд, и верните мне жену!

— Он вообще-то понимает, с кем разговаривает? — недовольно произнёс волосатый мужик, угрожающе приподняв свой трезубец. — Последняя килька в моём океане имеет больше почтения к повелителю водной стихии!

— Остынь, повелитель вод, — усмехнулась нимфа, — похоже, что она вручила ему Сосуд, но не посвятила в правила игры! Почему-то я совсем этим не удивлена. Она что-то задумала, или от чего-то спасается, выстраивая новую реальность.

— Хватит разговоров, — проворчал морской царь, — идём, а то и так уже любопытные начинают собираться.

Посмотрев вокруг, и я теперь заметил, что на почтительном расстоянии небольшими пока группами, негромко переговариваясь между собой, топтались, звонко цокая копытами о ссохшуюся до состояния камня землю, кентавры с мощными мужскими торсами и телами породистых жеребцов, колченогие сатиры и ещё какая-то нечисть, даже классифицировать которую я не был в состоянии.