Вероника Мелан - Уровень - Магия

Что же ты делаешь? Что? Зачем?

А через секунду — новая картинка: опять вечеринка, но уже другая — в темном зале с множеством красных и синих прожекторов. Почему все в масках? Буйволы, собаки, пантеры, орлы… Что за маскарад? «Скотный двор» пил по-животному. Курил, хаотично двигался в полумраке и танцевал под странную музыку.

Марика, не сумевшая узнать себя ни в ком из присутствующих, отчаянно надеялась, что ее двойника здесь нет. Но ведь наверняка есть, раз перед глазами эта комната?

Дура, зачем ты пришла сюда? Ведь мне не зря это все показывают! Какой бардак и разврат. Не хочу быть тобой, не хочу, слышишь?!

Она не сдержалась, зажмурила глаза и опустила голову, не желая видеть продолжение. Опираясь ладонями на кристалл, едва не поскуливала от стыда за собственные действия, пусть еще не совершенные.

Нет, она не будет такой. Ведь не будет? Какой-то распустившейся дурой, потерявшей все ценности и приоритеты, ушедшей вразнос, при таких деньгах позволившей себе стать размазней. Хуже… Прогнившей, никчемной, озлобленной размазней.

По щекам потекли слезы. Марика, не отнимая рук от поверхности камня, вытерла их о плечо и заставила себя открыть глаза. Она должна увидеть. Что бы там ни было, должна досмотреть все до конца.

Финальная сцена потрясла воображение.

Ночь. Город. Многоэтажный дом, показанный снизу вверх, будто камера облетала его по периметру, а после — балкон.

Ее балкон.

И сидящая на перилах Марика. Перекинутые через край ноги, свесившиеся в пустоту босые ступни и развевающаяся на ветру длинная юбка. Сзади колышутся белые тонкие шторы и похлопывает неплотно прикрытая дверь.

Когда невидимый режиссер неспешно подлетел к лицу сидящей на перилах женщины, позволив заглянуть той в глаза, Марика резко оттолкнулась от кристалла, шагнула назад, угодила пяткой сапога в углубление и упала на спину. Ударилась копчиком, вывихнула кисть и разрыдалась. Перевернулась на живот, уткнулась лицом в землю, проскребла пальцами по земле, выдирая травинки с корнем и не замечая того, что чернозем набивается под ногти, содрогнулась от горя и прохрипела.

— Я не стану такой. Не стану, не стану, не стану…

Ливень хлынул неожиданно, дорога тут же превратилось в комковатую жижу.

Марика бежала прочь. Прочь от кристаллов, прочь от равнины, прочь от засевших в голове видений и от самой себя. Поскальзывалась, съезжала вниз, не раз оббивала ноги об острые, разбросанные по тропе камни, цеплялась за кусты и продолжала бежать.

Над головой гремело.

Небо укуталось тяжелыми облаками, сделалось злым и могучим, рвалось молниями и низвергало вниз тонны воды. Толстовка набухла, с волос на лицо текли струи дождевой воды.

Стоило спуститься с холма, как лес вновь обступил со всех сторон, на этот раз дремучий, скрежещущий, продуваемый холодным ветром. Вокруг скрипело, шумело, потрескивало, недовольно и ворчливо раскачивались сосновые стволы.

В какой-то момент Марика потеряла тропинку — то ли не заметила поворот, то ли случайно сошла с нее — и теперь пробиралась вперед почти вслепую. Разводила ладонями мокрые ветки, запиналась о корни, переступала через наполнившиеся водой мшистые ямки. Поставить бы палатку, отогреться и передохнуть, да негде. Ни полянки, ни даже пятачка. Карту не достать — вымокнет, под деревом не пересидеть — сыро. А значит, вперед, куда бы ни вывели ноги…

Ведомая стрессом, голодом и поселившимся в груди отчаянием, она в какой-то момент почти сдалась: перебираясь через поваленный ствол, ударилась коленом, припала на него и застыла, чувствуя, как пропитываются стылой водой штаны, как замерзает кожа, в какой-то мере принося облегчение расползающемуся синяку. Постояла, положив ладони на прохладную кору, позволила себе пережить минуту слабости (достать бы эвакуационную кнопку да к черту отсюда), потом собралась, подняла голову и сквозь стекающие с ресниц капли огляделась.

Впереди меж деревьев виднелся просвет.

Очередная молния ударила где-то совсем рядом — слева раздался оглушительный треск, и Марика, забыв о ноющем колене, перемахнула через бревно испуганной ланью и бросилась вперед.

Майкл за все годы не видел у себя гостей: на Уровне — да, а вот у себя в коттедже — никогда. До этого дня.

Она сидела на веранде под навесом, на деревянной лавке, где он любил иногда коротать вечера с книжкой или погруженный в собственные мысли, — мокрая, бледная и застывшая. Та самая Марика. Марика Леви.