Клавдия Вербицкая - Кривые зеркала

– Так всё-таки, как тебе удалось получить его дело, да ещё сохранить труппу?

– Жуть, как интересно?

– Жуть!

Кот стоял напротив меня. Я понимал, что если он опять прыгнет, я не увернусь. Ещё вчера мне это было безразлично, но сегодня… сегодня мне хотелось жить. Я вспомнил смех, благодарный взгляд матушки Мики, потрясение акробатов и обиженное "Ты ещё хуже Кота!" Да, мне хотелось жить, потому что, кажется, я понял, что такое смысл жизни. Вряд ли философы из дворцовой библиотеки согласились бы со мной, но, с другой стороны, они не ждали два месяца покушения, не спускались ночью по замковой стене и, в конце концов, не бегали по импровизированной сцене, задрав юбку.

Готовый к прыжку акробат напоминал натянутую струну лютни, которая вот-вот лопнет от раздирающего её напряжения. Я молча ждал. Вдруг взгляд Кота смягчился.

– После рождения Фабьо мама сильно располнела, но смогла похудеть. А через несколько лет снова начала толстеть. Сейчас бы я сказал, что она зрело округлилась. И стала ещё красивее, что я и тогда видел. И не только я. Хозяин поставил ей условие: или она убирается на все четыре стороны, или спит с ним. Мама, конечно, отказалась. Отцу она ничего не сказала, продолжала работать, хотя ей было тяжело. Как-то на репетиции она упала, что иногда случается с любыми гимнастами. Хозяин тут же воспользовался моментом, чтобы запретить маме выступать. И напомнил о своём условии. Тогда то я и понял, почему она продолжала выступать. Я оказался поблизости во время их разговора, но они не видели меня.

Мама угасла буквально за пару месяцев. Почти три года уже прошло, а будто вчера всё было. Я до сих пор помню её последние слова. Она просила отца быть осторожным, ведь у нас с Малышом больше никого не осталось. Отец думал, что это из-за того, что она перестала выступать. Осторожностью он никогда не страдал. Он пошёл к хозяину. Думаю, тот всё рассказал ему, а когда отец не сдержался и напал на него - вывихнул ему руку, а потом отправил в зал. Говорят, умирающие видят то, что не дано видеть живым. А, может, отцу было одиноко без неё. Он разбился.

После его смерти мне с трудом удалось заставить Фабьо работать. Именно тогда он решил уйти, но у нас не было денег на выплату отступных. Я, как мог, помогал ему держаться, но всё было бес толку. Он просто горел. Однажды, год… нет, уже полтора назад я не выдержал и предложил хозяину поединок. Что, удивлён, благородный? Но не думай, никаких мечей и поломанных копий. Он гимнаст и я гимнаст. Если я превзойду его в мастерстве, он отпустит Фабьо. Если он окажется лучшим, я пойду в рабство.

– Нет! - Вырвалось у меня.

– Да, благородный. Иначе бы мне не удалось его убедить. На моей стороне были молодость, а значит сила и выносливость, а за его спиной - огромный опыт. Сначала я просто повторял его трюки, а они были очень непростые. А потом я стал их соединять, придумывая по ходу своё. Вскоре всем стало ясно, что я победил, а старик всё не сдавался. Настоящий поединок, как правило, заканчивается смертью, не так ли благородный?

– Ты выкупил свободу Малыша, и взамен приобрёл их благодарность?

– Не совсем. Я просто приказал им идти работать, а они меня послушались. Если честно, мне было так паршиво, что очень хотелось остаться одному. Ничего другого я в тот момент придумать не мог. Я тогда сильно наломался. Молодость это конечно хорошо, но против мастерства она не очень. С ходу повторять такое, что в жизни никогда не видел, не так-то просто оказалось. Это сейчас я многое уже легко выполняю, а тогда… Спазмы мышечные заработал вроде как у тебя вчера. Судороги чуть не полгода мучили, кой-какие проблемы до сих пор донимают. Хорошо, Роско обо мне позаботился, а то, помню, после дуэли ночью заснуть от боли не смог. - Я поёжился. - Если бы в те дни кто-то оспорил моё право распоряжаться здесь, я бы с удовольствием это право уступил, но никто не захотел снять с меня эту обузу.

– А теперь ты никому этого права не уступишь?

– Никому. Это право я завоевал не в гимнастическом поединке, а в сражениях с чинушами. Их было трудно убедить, что наш хозяин умер своей смертью, оставив меня наследником.

– Как же тебе удалось уломать их?

– Старым добрым звонким способом.

Я хмыкнул. Вдруг Кот опять напрягся:

– А ты опасен, благородный! Я никому этого не рассказывал. Даже наши подробностей не знают.

– Даже Фабьо?

– Он не должен был знать, чем я рискую, иначе бы вмешался и натворил глупостей.

Сила этого совсем ещё юного человека завораживала. Всемогущие боги, я уже хотел сделать его своим Советником! Или управляющим Тайной Канцелярии. Думаю, эта служба подошла бы ему больше. Поняв, что чуть было не ляпнул глупость, я выпалил ещё большее безумство: