Нина Скипа - Стражи границы

— Вы уже несколько пришли в себя, Яромир, поэтому я могу положиться на ваше благоразумие и верить, что вы не сунетесь в восьмимерное пространство.

Я кивнул и снова обратил взгляд на нашего каменного гостя.

— К пятидесяти годам, господа, я прославился на всю Поднебесную, как живой бессмертный учитель, и полностью разрушил здоровье. Дело в том, что путь к бессмертию действительно лежит в отрицании жизни. Я отрицал собственную жизнь, Восприемник Души Трехречья отрицает жизни своих подданных, по крайней мере, некоторых. Мне не нужно было крепкое, здоровое тело, чтобы жить. Я открыл способ поддержания жизни души за счет электромагнитных колебаний.

Я вспомнил, как Милан рассказывал о своей попытке прочесть посмертные воспоминания Софокла, которые он нашел в домашней библиотеке верхневолынских князей.

Сунь У-кун кивнул.

— Да, вы правы. Я читал эту книгу, там описана та же схема поддержания жизни. Нет, Яромир, по вашему лицу не возможно прочитать мысли до такой степени, но не думаете же вы, что я способен слушать вот этими каменными ушами? — Сунь У-кун, с характерным каменным звуком, прикоснулся лапой к уху.

— Я еще не думал об этом.

— И правильно делали. Подождите, я сейчас все расскажу. Итак, господа, я стал живой легендой и ко мне потянулись ученики. Все знали, что я отрешился от мирских радостей, поэтому мне приносили довольно любопытные сувениры в качестве платы за учение. Кто-то принес туфли из цветов лотоса, кто-то золотой панцирь, кто-то шлем, а один вельможа привез кусок нефрита в форме яйца с горы Цветов и плодов.

Я ахнул.

— Как раз к тому времени мое родное тело стало доставлять мне массу хлопот. Оно было до крайности истощено, поражено какими-то довольно-таки мерзкими накожными болезнями и язвами. Я решил вырезать из камня себе новую оболочку, подолговечнее. Дело в том, что душа, существуя вне тела, не способна надежно контактировать с окружающими. Я проверял. И я, с помощью своих учеников, занялся резьбой по камню. Точнее, занялись то ученики, я лишь указал, какой формы должно было стать мое новое вместилище. Я сказал, что желаю принять форму существа, которое не отягощено человеческими пороками. И добавил, что хотел бы стать царем, над такими людьми. Мои ученики сказали, что таких людей нет. Я же указал им на обезьяну Ху-сунь. Мне она нравилась, ведь мы, в своем роде, однофамильцы. И вот, мои ученики вырезали для меня вот эту оболочку. Она прекрасна, не так ли?

Мы дружно закивали.

— Вот только у нее есть один недостаток. Я могу перемещать предметы силой воли, для даосов это детские игрушки, а я был лучшим, но я не мог пошевелить ни одним членом. Я мог переместить в пространстве только целую статую. Хорошо еще, что я быстро это понял, и мое тело еще не успело остыть. Я вернулся в него и придумал себе второй вариант. Он был не так красив, собственно говоря, он был слеплен из кусков камня, дерева и крепился прочными лианами, зато он мог шевелиться. Вот только с речью была проблема. Для того чтобы говорить, нужны легкие, гортань и прочее, о чем я имел, и до сих пор имею, весьма смутное представление. И я нашел выход. Самый естественный выход в горах Поднебесной, которые уже в те времена были насквозь пропитаны волшбой. Телепатия. Конечно, пришлось потрудиться, чтобы наладить двустороннее общение, особенно, когда приходилось общаться с несколькими собеседниками. Вот как сейчас. Да вы должны были бы заметить. Ведь не все из вас из Верхней Волыни. Вот вы, молодой человек, на каком языке слышите мою речь?

— На верхневолынском, — пожал плечами Янош. — С тех пор, как Вацлав помог мне его усвоить, он стал для меня родным. Язык, конечно. Впрочем, Вацлав тоже.

Каменная обезьяна досадливо пожала плечами.

— Вы слишком хорошие колдуны, господа, с вами сложно. Я даже не спрашиваю у вашей жены. Она имеет такой вид, словно вообще разучилась говорить на своем египетском диалекте.

Милочка согласно пожала плечами.

Сунь У-кун изобразил печальную улыбку и тяжелый вздох.

— Так вот, господа, некоторое время я жил среди людей, потом еще некоторое время жил среди обезьян, а потом почувствовал, что даже то, легкое тело, нужно как-то перемещать. Накопленная за годы моей жизни в виде живого существа сила иссякла, ту, что я получал от света солнца и звезд, я почти полностью расходовал на поддержание жизни моей души. Тогда я ушел в горы, под предлогом заняться самоусовершенствованием, и принялся копить силы. Точнее, не ушел. Идти я уже не мог. Меня отнесли туда мои подданные — обезьяны. И оставили там, чтобы забыть обо мне навсегда. А я остался, чтобы постепенно, по крупицам, копить силы и думать. За годы жизни, а прожил в мире я около шестисот лет, у меня накопилось много тем, которые требовали серьезного размышления в тишине и покое. Вот тогда-то я и увлекся учением Гаутамы Будды. Лет за пятьсот мне удалось накопить достаточно сил, чтобы их хватило на путешествие на Запад, в Индию. И вот, в один прекрасный день, я сошел с горы и пошел к людям. За эти годы про меня напрочь забыли. Про меня, самого знаменитого святого отшельника! И мне не удавалось никого заинтересовать этим походом. Еще хорошо, что в Поднебесной всегда было много чудес. Где-нибудь в Европе меня бы приняли за плоды неумеренного потребления горячительных напитков. Видя это, я понял, что если я хочу заинтересовать людей, мне нужно найти сподвижника. Желательно, монаха. В одном из монастырей, куда я обратился, мне согласились помочь, и дали мне спутника — толстого, ленивого монаха, которого не интересовали ни учение даосов, ни учение Кун-цзы, ни учение Гаутамы. Его волновали только жратва и покой. Но настоятель приказал ему сопровождать меня и он, так и быть, согласился отойти от ворот. Не буду рассказывать, к каким ухищрениям мне пришлось прибегнуть, чтобы заставить этого ленивца двигаться. Скажу лишь, что за время довольно короткой дороги туда и обратно, я израсходовал силу, которой в прошлый раз мне хватило на добрых пять сотен лет. Впоследствии, он вывернул эту историю наизнанку и представил дело так, словно это он внезапно проникся благодатью и тащил меня на аркане. Он только не сказал зачем. Затем чтобы охранять его? Вздор. Кто бы позарился на такого никчемного жирного борова! Кстати, это именно с тех пор я не могу смотреть, как люди едят. Надеюсь, вы не обиделись, что я отказался прийти к вам на завтрак.