Агата Бариста - Три королевских слова

— Вы также говорили, что после прогулки по музею долго бродили по городу и разговаривали… о чем?

Я снова напрягла память и снова наткнулась на пустоту.

— Да так, ни о чем… Пустяки какие-то… Он шутил, анекдоты рассказывал… стихи читал… чередовал — то анекдоты, то стихи… то смешно, то красиво… то смешно, то красиво…

— Какие стихи? Про что?

— Какие-то… Не помню… про что-то красивое… Не помню ни единого слова… но было необыкновенно хорошо, вот ощущение помню.

— Это были не стихи, Данимира Андреевна, а заклинания… — просветил меня Кайлеан. — Вас заговаривали, чтобы склонить к… э-э-э… близости.

— Да не надо было меня склонять, — промямлила я, опуская взгляд и разглядывая сцепленные в замок руки. — Я и сама склонялась — я ведь была в него влюблена… Вы, Ваше Высочество, наверное, видите мою ауру насквозь… но я девственница не потому, что холодна или чересчур высокоморальна. Просто как-то все не складно выходило… еще со школы… невезучая я в этом плане. Ведьма-неудачница.

— С этого момента можете считать свою неудачу самой большой удачей в жизни.

Это было сказано таким голосом, что я подняла взгляд на Кайлеана. Кайлеан выглядел довольным, как кот, наевшийся сметаны. Почему-то мои неудачи в личной жизни согрели сердце Их Высочества.

Я нахмурилась. Он был, конечно, прав, но меня покоробило выражение довольства при обсуждении трагического для меня вопроса.

— Почему это?

Кайлеан уже согнал довольство с лица и буднично сказал:

— Ну, были бы сейчас пятой в свите этого вашего призрачного Мартина… Вы что, этого хотели бы?

Я выпростала руку из-под пледа и помахала ею, отгоняя отвратительное видение.

— Господь с вами, нет, конечно… — Тут я вспомнила: — Кстати, этот Мартин вовсе не мой. Он скорее ваш. Мне тут недавно подумалось, что он из вашего измерения.

— Безусловно. Кроме прочих признаков, сцена в музее ясно это доказывает. Управлять порождением древнеегипетской магии мертвых — задача, которая вряд ли по силам кому-либо из вашей отсталой Империи. Но вы-то как догадались?

— Кайлеан Георгиевич! А вам не кажется, что без конца обзывать чью-то родину отсталой не очень хорошо?

Кайлеан Георгиевич царственно проигнорировал мой вопрос. Он ожидал ответа на свой.

— Тогда, после музея, когда Мартину не удалось меня поцеловать, он начал ругаться на том же языке, что и вы. «Хатшепсутом» ругался. Еще он тогда много раз произнес «хнуф», и что-то вроде «ш-ш-шес-с-сему», и…

— Достаточно, — остановил меня Кайлеан. — Имейте в виду: девушкам такое лучше не произносить. Разве что в экстренном случае, — с сомнением добавил он. — А заклинали вас тогда, видимо, предвидя некие сложности… э-э-э… в обольщении.

— Это да, сложности случились, — печально усмехнулась я. — Билась током, как заправский электрошокер. Тогда меня это спасло, но теперь я боюсь, что так будет всегда. Наверное, мне лучше уйти в монастырь, чтобы никого не травмировать. А мне хотелось, чтобы было как у всех нормальных людей: муж, дети, дом, полный собак, кошек и хомячков…

Я пригорюнилась, но Кайлеан не обратил на это особого внимания.

— Заводите лучше крыс, — прокомментировал воспитанник Мелиссы и продолжил: — Вашу подругу Евгению тоже устранил ковен. Она, разумеется, не подпустила бы их к вам. Поэтому ковен завладел ее волей и заставил прыгнуть с крыши. Им нужно было, чтобы вы остались в одиночестве.

Как только Кайлеан произнес эти ужасные слова, стало ясно, что это истина. Я и сама пришла бы к такому же выводу, если б у меня было время спокойно подумать.

— Но зачем она купила дурацкий телескоп? При чем здесь дурацкая комета? — закричала я, сразу же позабыв о своих горестях. — Если они и так могли заставить Женьку сделать что угодно, то к чему эти дикие детали?

Кайлеан посмотрел на меня с непонятным выражением.

— Вам сложно будет понять, — нехотя пояснил он. — Это была шутка такая, Данимира Андреевна. У кого-то из ковена такое чувство юмора.

Как и обещал Кайлеан, через три дня я более-менее восстановила навыки управления человеческим телом. К этому времени я привела в порядок волосы и подобрала кое-какую одежду (позорные рейтузы и растянутая футболка были понижены в статусе до пижамы).

Женской одежды в шкафах не нашлось — ни юбок, ни платьев, ничего подобного; мужские вещи были или необъятного размера, или безобразного вида, а чаще всего сочетали оба этих недостатка. Но я не сдавалась — и в кладовке, в плетеной корзине, задвинутой под нижнюю полку, обнаружила несколько вещей подросткового размера; они-то и составили основу моего нового гардероба. Там имелся серый, в мелкую клетку мальчиковый костюмчик, возможно, школьный. Я примерила, и неожиданно он подошел лучше всего. Брюки были коротки, слегка тесноваты, зато неплохо сидели на бедрах и не сползали, поэтому в отличие от брюк большего размера их не надо было подпоясывать какой-нибудь тесемкой. А пиджак-френч обладал объемными накладными карманами на груди — тоже немаловажная деталь, учитывая отсутствие некоторых сугубо женских деталей туалета.