Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

Рядом шумно плюхается Рик, высунув язык и довольно дыша. Из него получается довольно забавный щенок, практически как настоящий. Крылышки он умудряется втянуть куда-то под лопатки, потом, дождавшись, когда я улягусь как следует, приваливается к моим ногам и через полминуты уже свистит носом. Совсем как Нора.

Я вдыхаю запах пледа, отдающий стружкой — диван мы купили недавно, и он всё ещё пахнет свежим деревом, тяну носом специфический запах собачьей шёрстки — ну, Рикки, выдержал сходство до мелочей! Мне улыбаются родные лица с фотографий. Тикают часы над телевизором. Еле слышно гудит ноутбук и я, протянув руку, захлопываю крышку; гул прекращается с переходом в «спящий режим». В кухне с лёгким щелчком включается холодильник. За окном вопят малыши, их разнимают юные мамы. На потолке — несколько разбегающихся трещин, оттого, что сосед сверху занимается «железом» и иногда роняет штангу. Как будто и не было ничего. Как будто я только что пришла с прогулки… без Норы. Как она там, в Каэр Кэрроле? Нора там с Гелей, на вольных хлебах и на необъятных полянах, где можно сутки напролёт бегать, дурачиться и играть с друзьями, и, в отличии от меня, ей в том мире замечательно. И Геле тоже. Но каким далёким и нереальным этот мир сейчас кажется …

А теперь я — дома. И, наконец, чувствую это по-настоящему. Всей кожей. Всем нутром. Ладонями. Пятками. Затылком. Дома.

Щёки мокрые, но я не плачу. Это просто заморозка отходит, та самая, в которую я загнала пещерный страх, что мешал мне сосредоточиться. Я затолкала его внутрь, поглубже, чтобы не мешал — мне представлять заветную дверь, а Рику — нащупывать якорь в чужом для него мире. Она так и оставалась внутри лёгким незаметным холодком — пока я хлопотала над Николасом, рассказывала девочкам дикую неправдоподобную историю о себе, пока носилась по офису, передавая дела, отчитывая неуспевающих и даже поставив пару раз на место зарвавшегося начальника охраны. Я всё думала — что со мной случилось? А у меня на время притормозились почти все эмоции. И только сейчас, когда наступает самый настоящий отходняк от этой заморозки, как от наркоза — я осознаю, что она была. И вспоминаю, какое привычно действие упустила, вернувшись домой.

Я не обняла девочек.

И сейчас для меня это дико. И горько.

А может, дело не в растянувшемся стрессе? А просто я меняюсь и… черствею? Вернись я домой спустя три дня после попадания в мир — ну, допустим, наколол бы меня на свою перчатку монстр вроде Росомахи, которого Янек пришпилил, — и выкинуло бы меня обратно. Билась бы в истерике часа два, это точно. А сейчас…

Не буду об этом думать.

Вытираю слёзы и зарываюсь поглубже в плед. Дома. Это главное. Здесь — всё образуется и решится. Сейчас я закрою глаза — не просто так, я закрою их на в с ё. А потом отдохну, наберусь сил, как Николас — и придётся решать.

Потому что проблемы остались. Сменились только декорации.

В далёком-далёком детстве я боялась спать одна. В кои-то веки мне, как подрастающей взрослой девице, выделили собственную комнатку — а для меня на первых порах это обстоятельство стало просто наказанием. Стыдно признаться, но как только гас свет, мне сразу начиналось казаться, что вот-вот из всех щелей выползут давнишние и самые свеженькие страхи. Воображение у меня было ещё тогда ого-го! буйное! Но, на моё счастье, как и всякий ребёнок, я умела придумать и спасателя, «домик». Достаточно было плотнее прижаться к стене, уткнуться лбом и коленками в короткий ворс дедушкиного коврика — и вот уже с одной стороны я чувствовала себя защищённой. А с другой, как вы понимаете, выручало одеяло, поборник всех страшилок, бук и волчков.

Так вот чудно. Впрочем, у каждого из нас с младенчества осталось хотя бы по парочке ритуалов, корни которых мы порой и сами не помним. Мы вырастаем — привычки остаются.

Поэтому сейчас я машинально обнимаюсь с думочкой, плотно упаковываюсь в плед и, отвернувшись к стенке, постепенно задрёмываю. И надо ж тому случиться, что именно в сейчас кому-то загорается подкатить ко мне с обнимашками, когда я даже толком не могу сообразить, кто это. Должно быть, я всё-таки на несколько мгновений отключилась, потому что, оказывается, не слышала ни звука ключа в замке, ни голосов пришедших, ни шагов…

Сильные руки осторожно и ласково поглаживают мои плечи, разминают спину, деликатно обрабатывают шею. Касания тёплых пальцев ненавязчивы и спокойны.

— Ни-ик? — спрашиваю сонно.