— Глупости, — сердито прерывает он. — Твоя задача — выжить любой ценой, понимаешь? Любой. И научить этому детей. Тем более что мир твой для таких, как они, чересчур страшен. Я никуда тебя не отпущу, слышишь?
— Да какое тебе до меня дело? — взрываюсь я. — Какое тебе дело до моих детей? Что ты задумал? Почему ты не можешь оставить нас в покое?
У него на щеках ходят желваки. Я чувствую, как под плотной тканью камзола наливаются и твердеют бугры бицепсов… и расслабляются. Кажется, ему немалого труда стоит сдержаться.
— Вот я и предлагаю: давай поговорим. Прямо сейчас. Ты же понимаешь, что я не отстану, пока мы всё не выясним. Решайся. Или мы немедленно придём к какому-то соглашению, или ты будешь весь остаток Сороковника от меня прятаться. Ну?
И он убирает руки, освобождая мне дорогу.
— Выбирай. И помни: я дал Майклу слово. Мне не веришь — доверься Наставнику, он меня моим же словом связал.
Легко сказать: выбирай. Да ноги сами пытаются удрать, хотя разум возражает: а ведь он, пожалуй, и прав. Разрубить этот гордиев узел, и все. Как бы оно не решилось — определённость лучше неизвестности. По крайней мере, буду знать, чего бояться.
— Ладно, давай поговорим.
Он даже глаза на секунду прикрывает от облегчения. Видимо, настроился уже спорить.
— Пойдём, присядем, — кивает на диванчик в глубине холла.
Я мотаю головой. Мне и здесь неплохо слышно.
— Ну, хорошо, — расстроено говорит он. — Всё-таки не доверяешь… Если тебе здесь спокойнее — стой, где стоишь. Я хотел сказать тебе следующее. Чёрт, даже слов не подберу, чтобы ты услышала всё, что нужно… Мы с тобой были не только знакомы. Ты понимаешь?
— Да понимаю я, на что ты всё время упорно сворачиваешь, — говорю с досадой. — Только, Мага, не сходится, как не крути. Ты же сам отсюда, местный, а я — из своего мира. Как мы могли встретиться? Или… ты можешь ставить порталы в другие миры?
И вдруг у меня рождается безумная надежда. Ах, если бы так было! Может, мне удалось бы его уговорить…
Он смотрит на меня со смешанным чувством досады и горечи.
— Если бы мог, стал бы тебя тут уговаривать? В сущности, ты мне не так уж и нужна. Я бы просто открыл портал и прошёл бы к детям.
Лучше бы он промолчал.
У меня темнеет в глазах. Я судорожно стискиваю пальцами перила.
— Нет, — говорит Мага поспешно, — нет, ты не поняла. Я не сделаю им ничего плохого, я же, в конце концов…
Он продолжает, но я не слышу. Его слова сливаются в непрерывный гул. Но не дура же я, в конце концов! С ужасом я вдруг понимаю, что именно он пытается до меня, идиотки, донести. У меня подкашиваются ноги. Я в бессилии осаживаюсь на ступеньки и в который раз за этот день хватаюсь за голову.
Только не это. Только не это.
Он садится рядом, отводит мои руки. Берёт меня за подбородок, поворачивает лицом к себе.
— Ты поняла? Не расслышала, но поняла?
Я не могу ответить.
Он добавляет ещё что-то, но я опять не разбираю слов.
— Мне это надоело, — тряхнув головой, вдруг зло и решительно заявляет он. — Я устал. Я хочу говорить с тобой на равных, в конце концов. И пора с этим покончить. Ива? Ты слышишь? — И удерживает меня за плечи. — Я не в силах снять блок, я пробовал ещё в прошлый раз, у Мишеля. Но я могу через тебя нащупать того, кто это сделал. И тогда я его достану. Ты слышишь? Я просто убью его. Связь между вами оборвётся, и ты всё вспомнишь. Поняла?
Я поняла. Но я боюсь, страшно боюсь, потому что есть у меня плохое предчувствие… совсем плохое…
— Это нельзя, Мага, — с трудом говорю я, — это опасно…
… для тебя опасно, — хочу сказать, именно для тебя, и если ты сейчас сделаешь то, что задумал, это кончится катастрофой. Я не знаю, почему, но я чувствую.
И делаю единственное, что могу: зажмуриваюсь. Я помню, на что способен взгляд некроманта.
— И-ива, — шепчет он ласково, я вздрагиваю и смыкаю веки ещё сильнее. — Ива, это бесполезно. Главное, что ты здесь, со мной, остальное я сделаю сам. Тебе даже защита не поможет, неизвестно кем поставленная, я уже думал об этом, её нужно не взламывать, а спокойно продавить…
И случается то, чего я так боялась: я снова чувствую его пальцы на шее. И обмякаю. И глаза открываются сами собой. Он гладит меня по щеке.
— Потерпи, звезда моя. Это для того, чтобы ты не дёргалась и не мешала. Когда всё закончится, я освобожу тебя сразу же. Не бойся.
Он повторяет это несколько раз, пока доносит меня до того самого диванчика. Укладывает поудобнее, присаживается рядом.
— Если бы ты только знала, — говорит жарко, — как же я тебя ненавижу. Как же ты меня измучила за эти пятнадцать лет! Ничего, скоро ты всё поймёшь сама.
Читать дальше