Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

Чтобы готовить горячее, было вовсе необязательно уходить к аварам – сухие стебли хлебной травы горели жарким бездымным пламенем, а у старика была пара кремней, дававших искры при ударе друг о друга. Впрочем, кремнями старик пользовался редко – берёг.

Первое время оправившийся Шооран не вылезал из алдан-шавара, бродил с одного яруса на другой, выглядывал в узкие окошки малых лазов, исследовал коридоры, соединяющие залы обжитого суурь-тэсэга с соседними системами пещер, куда старик никогда и не заходил, что доказывал многолетний слой нетронутой пыли. Заблудиться Шооран не боялся, зная, что всегда может выйти назад по собственным следам, даже в нижнем ярусе отлично видным в мерцающем свете большого слизня.

Как-то он вылез в обжитые помещения с противоположной стороны. Здесь у старика были устроены кладовые, доверху набитые всяческим добром. С удивлением и завистью Шооран обнаружил целый арсенал всевозможного оружия – очевидно, когда-то старик ходил в цэрэгах либо же, напротив, среди вооружённых изгоев. Прямо спросить Шооран почему-то постеснялся, задал лишь вопрос: откуда всё это?

– Так… – пожал плечами старик и неожиданно разрешил Шоорану брать из кладовки любой инструмент.

Разумеется, первым делом Шооран ухватил длинный и даже с виду страшный хлыст из уса парха. Хлыст был лёгок и упруг, но Шоорану никак не удавалось размахнуться им как следует. Детская игрушка – хлыстик из лоскутка кожи и то бил удачней.

Привлечённый звонкими хлопками, из алдан-шавара вышел старик. Посмотрел на старания Шоорана, заметил:

– Так ты себе уши отрубишь.

Взял оружие из руки Шоорана, примерился, взвешивая его на ладони, и вдруг гибкий и тонкий хлыст затвердел, словно в него вставили стержень, лишь самый кончик превратился в гудящий от мгновенного движения круг. Старик, выставив руку, пошёл вперёд. Хлыст коснулся избитой Шоораном травы, и в стороны полетели сорванные вибрацией клочья. Старик хлестнул усом вбок и тут же снова закрутил его, заставив выпрямиться и затвердеть. Шооран, раскрыв рот, следил за происходящим.

– Вот так, – сказал старик, устало опустив руку. – Научись хлыст прямо держать, дальше всё само получится. А через спину хлестать – только себя покалечишь. На, играй.

С этого времени Шооран не расставался с хлыстом, даже когда на поле поспел урожай и неделю они, не разгибаясь, работали: срезали стебли, вылущивали зерно, сушили и складывали в специальной камере. Старик заготавливал больше хлеба, чем обычно, ведь теперь их было двое. Часть соломы старик стащил на мокрый оройхон, замочил на четверть часа в нойте, потом принёс обратно и долго отмывал водой, теребил, пока вместо соломы не осталась лёгкая, как высушенный харвах, пряжа. Из этой пряжи старик обещал сделать Шоорану праздничную одежду, такую же, в какой ходил сын одонта. А пока Шооран щеголял в жанче из шелковистой шкуры бовэра и башмаках из кожи морского гада, притащенного стариком в последний день мягмара.

Старик преподносил Шоорану один подарок за другим, а когда Шооран начинал благодарить, досадливо произносил единственную фразу:

– Погоди, придёт время, и ты устанешь проклинать меня.

– Этого не может быть, – отвечал Шооран.

– Ты так думаешь? А вдруг завтра нас найдут? В лучшем случае цэрэги выгонят нас на мокрое, и тебе придётся заново привыкать глотать чавгу. Полагаю, это будет не слишком приятно.

– Но я всё равно не стану тебя проклинать! – горячился Шооран.

– Не загадывай. О будущем могут говорить только Ёроол-Гуй с Тэнгэром. А нам надо его ждать… – Старик помолчал и добавил странно: – И по возможности – делать.

В один из дней Шооран прошёл под землёй весь оройхон и вылез наружу под вечер у самого дальнего из суурь-тэсэгов. Край оройхона был совсем недалеко, и Шооран, удивляясь про себя, почему не сделал этого раньше, побежал посмотреть, что там. Он ожидал увидеть мокрый оройхон, но не удивился бы, обнаружив ещё одну благословенную, но безлюдную страну. Однако вместо этого он вышел на сухую полосу, за которой курились жаром пограничные авары. Может быть, он потерял в шаваре направление и теперь идёт на юг? Шооран побежал туда, где ожидал найти границу. Через пять минут взгляду открылась сухая полоса и авары. Граница была и при схождении этих оройхонов, только вместо сухой полосы там оказался лишь крошечный пятачок иссохшей земли, с двух сторон сжатый раскалёнными камнями.

Встревоженный Шооран побежал рассказать об этом старику. Старик, как обычно вечером, сидел в своей комнате, той самой, в которую он принёс больного Шоорана. На столе перед стариком лежал кожаный бурдюк с перебродившим соком туйвана. Шооран хорошо знал этот напиток, его часто пили цэрэги охранной дюжины. Сок туйвана в его глазах был обязательной принадлежностью настоящей жизни, но почему-то ему не нравилось, когда старик выносил с нижнего яруса бурдюк. Напившись, старик мрачнел, начинал кричать на кого-то, обвиняя и оправдываясь. В эти минуты Шооран старался не попадаться ему на глаза, опасаясь, что старик не узнает его или вдруг обрушится с руганью и прогонит неизвестно куда.