Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

Ээтгон кивнул.

– Почему ты не женишься?

– Зачем?

Они снова молчали, вглядываясь друг в друга – два человека с одинаково искалеченными лицами, но разными судьбами, и одна Ай, строго взиравшая из-под насупленных бровей, могла видеть это странное зеркало, где не было отражений, а только живые люди.

Потом Ээтгон произнёс:

– Не можешь простить?

– Не в этом дело, – покачал головой Шооран. – Я думаю, как поступил бы отец? Понравилась бы ему такая страна?

Шооран долго ждал ответа на свою двусмысленную фразу. Наконец Ээтгон произнёс:

– Ты выбрал лёгкий путь. Проще всего – уйти. А я этого не могу. Тебе кажется, что мне сладко жить, сытому, в сухости и тепле. А я должен отвечать за всех людей. Каждое моё слово, сказанное и несказанное, может стоить жизни дюжинам дюжин народу. Думаешь, я не вижу, что происходит? Но если бы не было этого, то было бы ещё хуже. Мне приходится распоряжаться чужими жизнями, и самое страшное, что я не знаю, к чему приведут жертвы, станет людям легче или я окончательно убиваю их. Впрочем, тебе этого не понять.

Шооран сидел потупившись. Ему казалось, он слышит собственные мысли, эхо безумных разговоров с чёрным уулгуем.

Ээтгон встал.

– Я распоряжусь, чтобы тебя свободно пропускали через границу и в одну, и в другую сторону.

– Не надо. Я пройду и так. Пусть только мне вернут хлыст. Всё-таки я последний из вольного братства ночных пархов, я не хочу ходить как простой бродяга.

Ээтгон ушёл. В тот же день вечером собрался в путь и Шооран. Он ещё плохо держался на ногах, но не хотел лежать, принимая заботу испуганных и недоумевающих жителей алдан-шавара. На прощание Шоорана одели во всё новое, дали с собой запас продуктов. Старый хлыст найти не удалось, зато в арсенале, куда его беспрекословно пустили, Шооран отыскал хлыст, изготовленный им много лет назад из усов первого убитого им парха.

Нести узлы Шооран был не в силах, и все вещи взвалила на спину безмерно счастливая Ай.

Они с лёгкостью пересекли границу – очевидно, Ээтгон всё-таки распорядился на их счёт – и в течение недели потихоньку продвигались на восток. Ай собирала чавгу, Шооран целыми днями сидел неподалёку от далайна и бесцельно глядел на мутные бугры. Влага расплёскивалась, убивая ыльков, колючих рыб, волосатых червей. Каждое движение приносило смерть, и не было в нём никакого смысла.

Силы постепенно вернулись к Шоорану, не вернулась лишь уверенность в себе. Прекрасная земля больше не привлекала его, не было и любви к людям. Какой толк любить людей, если их нельзя спасти, им нельзя помочь, нельзя сделать счастливыми? И люди, и мир нуждаются в одном – чтобы их оставили в покое.

Шооран сидел на расстеленной коже и плёл верёвочку из живого волоса, набранного вдоль далайна. В этом деле был смысл: верёвочка нужна, чтобы удобнее перетянуть тюк с вещами. Правда, если она попадёт в чужие руки, то этой же бечёвкой можно будет связать человека. Но пока верёвка у него, она безопасна. Значит, её можно плести.

Подошла Ай, присела рядом. Погладила лапкой по жёсткому жанчу, певуче произнесла:

– Ты савсем забалел.

– Ну что ты, – отозвался Шооран, продолжая рукодельничать. – Я здоров.

– Забалел. Раньше ты ухадил по дилам, а я тибя жда-ала. А типерь ты не такой…

– А ты хочешь, чтобы я был как раньше? – спросил Шооран.

– Очинь.

Шооран усмехнулся. Вот единственный человек, которому есть до него дело. Ай хочет, чтобы он продолжал свою работу до самого конца, до гибели Ёроол-Гуя. Только как будет жить несчастная уродинка без породившего её болота, без чавги, без вечных переходов по унылым мокрым оройхонам? Хотя до этого дело дойдёт ещё очень не скоро.

– Хорошо, – сказал Шооран. – Завтра мы пойдём туда, где есть дела.

Он достал из котомки кусок светлой, тонко выделанной кожи. Эту кожу Шооран собирался сменять на хлеб. Но сейчас он достал нож, вырезал из середины прямоугольный лоскут и начал по памяти чертить карту, обмакивая тростинку в чёрную сепию, выцеженную накануне из раздавленного тела многоногой твари.

Лучшим местом для работы по-прежнему оставался обширный залив между землёй старейшин и страной добрых братьев. Правда, там до сих пор шли бои, но Шооран решил, что это будет на руку ему: среди всеобщей неразберихи его труднее найти. К тому же вмешательство илбэча может спутать планы военачальникам и заставить их подумать о мире.

Решившись на действия, Шооран воспрял духом. Он вновь взялся за суваг и прошёл через страну, напомнив людям, что молодой Чаарлах не умер. Лишь у Торгового перешейка он спрятал инструмент, и дальше они с Ай шли скрываясь.