Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

Два года прошли в мучительной неопределённости. Объявить ваном самого себя Тройгал не решился – это значило отрезать возможные пути к отступлению – и оставался одонтом неясно при ком. Между тем цэрэги роптали, и даже земледельцы начинали повышать голос. Применять к солдатам жёсткие меры Тройгал опасался, хотя и понимал, что недовольство может вылиться в открытый бунт.

Так обстояли дела в тот момент, когда среди ночи Тройгала подняло известие, что граница прорвана. А ведь Тройгал был уверен, что ван не пойдёт на подобное безумство, которое не могло принести ему ничего, кроме потерь и лишних волнений. Но потом оказалось, что границу преодолели не войска, а толпы изгоев. Как они сумели пройти, было известно лишь им и погибшим цэрэгам заграждения. Во всяком случае, ухэры не успели выстрелить ни разу.

Два дня в крошечной стране шла война, цэрэги, понимая, что с такими гостями не договоришься, дрались бешено, и Тройгал уже загадывал, как после победы станет казнить предводителей противника, но неожиданно противник исчез. И лишь через сутки выяснилось, что изгои ушли на север по мёртвой полосе, которая, как было отлично известно, обрывалась в далайн.

Но теперь оказалось, что огненное болото идёт не на два, а на три оройхона, а за ним начинается настоящая земля, куда и ушли изгои. Причём они не просто сбежали, а заняли проход, поставив там захваченные у Тройгала ухэры. Крошечное царство было зажато с двух сторон.

Взбешённый Тройгал вызвал дюженника Цармуга, который три года назад ходил по мёртвой полосе, проверяя, куда она идёт, и страшно избил его.

– Вонючка! Гнилоед! – орал он. – Поленился лишний оройхон пройти! В нойте утоплю!

– Я ходил! – брызгая кровавой слюной, кричал Цармуг. – Не было там ничего!

– Врё-ёшь!.. – И Тройгал снова бил, хотя и понимал, что Цармуг прав. Прозевали илбэча и землю тоже прозевали.

Самое страшное, что теперь нечем было обороняться. Четыре последних татаца, прежде грозно украшавшие вход в алдан-шавар, были перенесены к границе. Больше орудий у Тройгала не было, не было и мастеров-макальщиков – каторжные заводы стояли на восточных окраинах государства вана.

Вновь Тройгал вступил в переговоры, но теперь ван требовал не только казну и ежегодную дань, но и заложников. Утешало самозваного одонта лишь то, что ван всё же ответил ему, и, значит, можно ещё поторговаться. Отвечал Тройгал уклончиво, так что было невозможно понять, какое именно сокровище не может он отдать – сыновей или оружие и жемчуг. Ван требовал и то, и другое. В ответ Тройгал смиренно отослал списки, утаив двух сыновей из шести и самое ценное среди сокровищ. Ван напомнил, что ему нужны не клочки кожи, а сами драгоценности и в первую очередь пропущенные в списках доспех из чёрного уулгуя и талх, расшитый дисками уулгуя бледного.

Тройгал ещё не решил, как будет отвечать, когда новый удар обрушился на него: на востоке возник оройхон, граница исчезла.

Испуганный и растерянный, он стоял, глядя на огромное пространство, которое было невозможно оборонять. Мунаг, быть может, и умудрился бы держаться здесь, но Мунага нет в живых.

– Надо бежать, – сказал один из дюженников. – Иначе раздавят, как только ван подтянет войска.

– Погодите… – простонал Тройгал. – Ещё есть выход. Я вёл переговоры с ваном. Отдадим казну: доспех, дорогое оружие, царское платье, и все останутся на местах. Ван обещал…

– Ну, давай, – сказал кто-то, и Тройгал с холодным ужасом заметил, как изменились взгляды и голоса окружающих.

Тройгал спешно вернулся в свои – бывшие свои! – покои. Двое командиров и десяток солдат из недовольных боевых дюжин шли за ним, не то охраняя, не то конвоируя. Тройгал отомкнул хитроумный замок, с натугой отворил тяжёлую дверь. Спустился вниз.

Гладкая стена была пуста. Такое представлялось ему иногда в ночных кошмарах: он заходит в сокровищницу, а там ничего нет.

Тройгал подошёл ближе, потрогал стену, посмотрел внизу, по сторонам.

– Где они?.. Где?.. – бормотал он, бегая кругами по сокровищнице.

– Ну?! – крикнул от дверей Цармуг. – Скоро ты там, корм шаварный?

Тройгал подошёл к столу, сжал тонкий нефритовый нож.

Собирался ли он пробиваться на волю или зарезать себя? Копьё, пущенное Цармугом, пробило руку. Нож выпал. Солдаты посыпались по лестнице, разом навалились на одонта.

– Живьём взять мерзавца! – закричал Цармуг.

Три оройхона мёртвых земель показались Шоорану неожиданно лёгкой и простой дорогой. Возможно, оттого, что он шёл не один, а может быть, из-за того, что недавно прошедшее войско расчистило путь. Гораздо больше, чем за себя, Шооран опасался за попутчиков. Но привычный к жаре и смраду Койцог ломил прямо, словно рвущийся к добыче гвааранз, да и худенькая Тамгай стойко переносила трудности, хотя было видно, каких мучений стоило ей сдержать кашель.