Айя Субботина - Простокровка из Дра'мора

– Ты была моим самым большим разочарованием, Мар, – признался он с подкупающей искренностью.

– А ты – моим. Я думала, мы друзья.

– Все твои проблемы, Марори Шаэдис, что ты думаешь о том, о чем лучше не задумываться, и даже не пытаешься поразмышлять над действительно серьезными вещами. Например над тем, что скажешь своему ненаглядному упырю перед тем, как я перережу тебе глотку. Поверь, потом у тебя не будет времени, чтобы подготовить речь.

Понимая, что вот теперь точно заступает на самый тонкий лед, Марори мысленно выдохнула, и со всей спокойной уверенностью, на которую была способна, глядя прямо ему в глаза, сказала:

– Поверь, что сегодня не мой день, чтобы умереть. И кем бы ты себя не мнил, какие-бы печати не ставил, все это – лишь бравада. Потому что тебе чертовски страшно. Потому что вся твоя любовь сводится лишь к пафосным словам. А поступков – кот наплакал. Мне жаль, что твоей девчонке оторвали голову, но она получила то, что заслуживала. И ты, в конечном итоге, получишь свое.

Ее голос не успел стихнуть, как внезапную тишину нарушили нарочито медленные театральные аплодисменты.

– Узнаю свою девочку, – мягко, с расслабленной ленцой, похвалил мужской голос.

Ним взвился, выставил кинжал, другой рукой накручивая на кулак огненную нить Плетения.

Он вышел из-за колонны: расслабленный, вальяжный. Вандрик Шаэис собственной персоной.

В белоснежной сорочке с закатанными до локтя рукавами, идеально наглаженных брюках и начищенных до блеска туфлях. Хронограф на его смуглой мускулистой руке стоил, наверное, целое состояние.

– Ну и бардак ты тут устроил, эльфеныш, – беззлобно сказал он, озираясь на царящий хаос. Достал пачку сигарет из кармана брюк, похлопал по несуществующим карманам рубашки, разочарованно хмыкнул – и выудил из пальцев искру.

Ним сделал шаг назад.

Вандрик поджег сигарету, медленно, с наслаждением втянул табачный дым – и с удовольствием выпустил сизую струйку через сложенные трубочкой губы.

– Что, эльфеныш, разочарован, что твои печати – обычная паутина?

Марори была уверена, что Ним найдет хоть пару слов в ответ, но эльфа словно подменили: он лишь топтался на месте и дергал то одной, то другой рукой. Его глаза рассеянно шарили по полу. Марори только теперь обратила внимание на тонкое призрачное плетение, которое то становилось ярче, то затухало.

– Этим ты даже Крэйла как следует не удержишь, а уж с последним Темным такими детскими шалостями не справиться. Но я сегодня добрый. – Он прошел мимо оцепеневшего эльфа, присел перед Марори – и она поняла, что веревка больше не перетягивает запястья. – Ты в порядке, Марори?

– Вандрик. – сказала она, хотя не помышляла назвать его по имени. Взгляд постоянно опускался на его серебристо-черные часы. Она видела их множество раз. Видела эти руки, слышала этот убаюкивающий голос. – Вандрик.

– Что же, по крайней мере ты не шарахаешься от меня, Тринадцатая. – Он расслабленно улыбнулся, осторожно, погладил ее по щеке и почти не касаясь губами, поцеловал ее в висок. – Моя идеальная Тринадцатая. Никуда не девайся, хорошо? Я выпотрошу этого эльфеныша и мы уйдем до того, как появится Крэйл. Я, знаешь ли, устал гоняться за тобой.

Часы.

– Сиди здесь, – Вандрик шутливо погрозил ей пальцем, поднялся. – Эй, эльфеныш, тебя, никак, парализовало? Вот незадача.

Ним действительно выглядел, как подвешенная кое-как балаганная кукла: слабые попытки освободиться из невидимых пут скорее походили на предсмертную агонию несчастливой мухи, которой не повезло попасть в паутину и которая уже видела лениво ползущего на пышный пир паука.

Вандрик поравнялся с ним, но, чтобы заглянуть эльфу в глаза, ему пришлось нагнуться.

– Слушай, выглядишь каким-то разочарованным. – Его наигранное беспокойство звучало правдоподобно. Но Марори не сомневалась – Шаэдис-старший уже вынес мальчишке приговор.

И, что беспокоило ее куда больше – ей было не жаль своего незадачливого «друга».

Часы. На смуглой руке. И мягкий убаюкивающий голос, настолько знакомый, что от одного его тембра по венам растекалась странная будоражащая сознание меланхолия. Она отчаянно ныряла в глубь воспоминаний, пыталась выудить оттуда хоть что-нибудь, путеводную нить, которая распутает этот непонятный клубок. Должно же быть хоть что-то, заусеница на идеально вылизанном прошлом маленькой девочки, которая знала отца и мать, и сестру, и брата. И продолжала верить в фальшивые воспоминание, потому что лишь цепляясь за них могла продолжать считать себя. немножко нормальной.