Рик Форд - Странствие за Фарадоунами [ЛП, ред.sonate10, Linnea, с картинками]

— На этот раз ты зашел слишком далеко! Это же уркку, тварь из рода, который преследовал и мучил наших предков многие поколения, и не только наших, но предков всех живых существ в этом лесу! Ты что, забыл историю своего прапрадедушки, которого привязали цепью к бочке, а потом спустили свирепых псов, чтобы они порвали его в клочья? А когда он справился с одной сворой, они спустили на него других, и еще, и еще, пока они не растерзали его! И неужели ты так скоро забыл дошедшую до нас историю об истреблении всего логова в Высоком Лесу десять полных лун назад? Люди накачали в их логово какого-то ядовитого воздуха, и он мучил их рвотой и жег им легкие, и они умерли самой ужасной смертью. И эта маленькая тварь, когда вырастет, станет одним из Великих Врагов! Что мы будем с ней делать? Как мы ее защитим от других лесных жителей, которые ненавидят уркку еще сильнее, чем мы, если только есть такие? И чем она будет питаться?

Но как-то так вышло, что тут она взглянула на маленькое беззащитное существо, лежащее на земляном полу логова. Оно выглядело таким далеким от племени, про которое говорила барсучиха, что казалось совсем другим животным. И она его пожалела. Существо встретило ее взгляд широкой улыбкой и счастливым лопотанием, хватая вытянутой ручонкой воздух. Тара посмотрела опять на Брока, который никак не отвечал на вопросы, потому что ему нечего было сказать. Не из таких барсуков был Брок, чтобы оставить живое существо умирать на морозе, и единственное, что он мог сделать, — это принести малыша домой. Вдобавок (и этого барсук пока еще не объяснил, частью потому, что не знал как выразиться, а частью потому, что не был уверен, поймет ли его Тара) Брок чувствовал, что всей этой истории каким-то образом было предназначено случиться и что сам он всего лишь играл в ней некую определенную ему роль.

Брок встал на задние лапы, потянулся навстречу Таре, и барсуки потерлись носами; она закрыла глаза от удовольствия, и Брок подумал, как сильно он ее любит. Он стал поглаживать ее по голове передней лапой.

— Щенки у нас появятся только к Пробуждению, вот я и подумал: может, до той поры можно уделить ему немного твоего молока? Пусть живет здесь, с нами, пока не вырастет слишком большим, и, я уверен, ягодами, фруктами и грибами он будет лакомиться не хуже нас. Не беспокойся, все будет в порядке. — Он хотел добавить что-то еще, но был так измотан, что глаза у него против воли закрылись, и Брок начал уплывать в мир снов. — Разбуди меня ближе к Солнцу-Высоко, — успел пробормотать он, прежде чем завалиться на кучу сухого папоротника-орляка в углу и захрапеть.

Тара перенесла ребенка к дальней стороне их большой круглой пещерки и положила отдыхать на подстилку из лабазника [1] Лабазник еще может быть знаком читателю как таволга или белоголовник. — Примеч. пер. , который собрала и отложила в прошлом году для собственных щенков. Запах лабазника обычно перебивает все прочие — как раз то, что надо для щенят, а значит, решила она, сгодится и для человеческого детеныша. Затем она сняла все слои одежды и ткани, в которые ребенок был закутан, и сложила в углу, чтобы позже вынести и зарыть. Нашелся, однако, предмет, который она решила сохранить, — прекрасная многоцветная шелковая шаль. Таре она понравилась и на цвет, и на ощупь. Спустя годы маленький зверек, так мирно лежащий здесь, быть может, обрадуется напоминанию о прошлом, какой-то связи со своим наследием. Она отнесла шаль в их спальню, вырыла в одной из стен небольшую нишу, поместила туда шаль и присыпала землей.

К тому времени, как она закончила, ребенок снова начал кривить маленькое личико, а затем закричал. «Должно быть, изголодался», — подумала Тара и легла к нему. Она надеялась, что в ее сосцах достаточно молока. А вдруг нет? Тогда беда! Она не знала, чем еще его можно кормить. Впрочем, собственных щенков, как сказал Брок, ждать осталось не слишком долго, так что с молоком у Тары вроде бы должен быть порядок. Она подтянула детеныша к себе и лапой повернула его лицо к соскам. Пару томительно тянувшихся минут ничего не происходило, но потом, к бурному облегчению Тары, он начал сосать. По физическим ощущениям человечек для барсучихи был словно любой из ее собственных щенков-сосунков, но с эмоциональной стороны она чувствовала себя нелепо, ведь ее тело сейчас питало человеческого детеныша. Если бы ее сосал щенок другой самки, и то было бы уже довольно необычно, а тут совсем другое животное, и притом уркку!