Ирина Котова: Королевская кровь. Медвежье солнце

За спиной щелкнула зажигалка, потянуло дымом.

— Отдам невинность за кофе, — простонала я, поднимаясь. Ноги дрожали.

— Отнести тебя?

— Отнеси, — я рухнула обратно на кровать. — Боги, как все болит. Кто-то вчера постарался.

С его стороны раздался сытый смешок. Я обернулась — Люк лежал расслабленный, довольный и улыбался солнцу. Выглядел он таким помятым, что мне резко расхотелось видеть себя в зеркале.

— Ты знаешь, — пробормотала я лениво, подползая к нему и утыкаясь губами куда-то под мышку, вдыхая его запах и запах нашей близости, — что у тебя глаза светятся?

Ох, Люк, Люк.

Меня накрыло оглушающей, почти животной нежностью и я прижалась еще сильнее.

Теперь я знаю, какой ты в любви — неистовый, сильный. Как завораживающе темны и беспощадны твои глаза, как искажается твое лицо в моменты наслаждения и срывается голос, как беспомощно подрагивают губы после. Как уязвим ты передо мною.

Я все знаю о тебе, даже то, что ты еще не понимаешь. И о себе тоже.

— Светятся, — отозвался он после недолгого молчания и провел рукой по моей спине. — После ранения началось. Когда я тха-охонга усмирить пытался.

— Ааа, — успокоилась я. — Тогда это моя кровь действует.

— Кровь? — переспросил он хрипловато.

Я потерла глаза, морщась от ноющих мышц.

— Тебе не сказали? Этот муравей не только тебя проткнул, но и ядом отравил. А наша кровь способна нейтрализовывать яд. Она еще усиливает родовую магию. Только не говори никому, это семейный секрет. Мариан вон после того, как Васиной крови глотнул, начал оборачиваться, а в тебе, значит, тоже какие-то семейные способности проснулись. Вряд ли они заключаются только в светящихся глазах. С тобой больше ничего странного не происходило?

— Я начал видеть ветер, — проговорил он медленно.

— Ого, — я поцеловала его куда дотянулась. — Ветер — это вроде вотчина Инландеров. Есть родня?

— Дальняя, — ответил он небрежно. Сел, погладил меня по животу, задержал руку на змее. — Откуда?

— Ты подписывал документы на дарение Пастуха, Люк. Полным именем. Просто скопировала, увеличила — и мне нарисовали, что хотела.

Он молча и почти по-хозяйски гладил меня по животу — и я к ужасу своему снова почувствовала теплое тянущее желание, будто за одну ночь безудержной страсти Люк усилил потребность в себе в сотни раз. Тоже села, провела рукой по его волосам — он охотно склонил голову, улыбаясь. Потеребила ухо, ощущая кончиками пальцев зажившие дырки от серег. Потянулась к своей мочке, вынула золотой гвоздик — крошечный цветок шиповника с белой окантовкой и маленьким рубином в центре.

Он наблюдал за моими действиями с любопытством — а его руки опять не давали мне покоя.

— Будешь носить мои цвета, Люк?

Он усмехнулся, склонил голову.

— Чьи же, если не твои, Марина.

— Дай мне вина. Нужно простерилизовать.

— Детка, — хрипловато проговорил он, — после этой ночи говорить о стерилизации нелепо.

— Не спорьте, ваша светлость, — я прибавила строгости в голосе, и он пожал плечами, отклонился, пошарил рукой у кровати и протянул мне недопитый бокал.

И я оседлала Люка, окунула в вино серьгу — плотная красная жидкость потекла по моим пальцам — и с усилием вставила гвоздик в мочку. Кембритч едва заметно поморщился. Под серьгой выступила красная капля — или это было вино? Я слизнула ее, поцеловала его в шею и прошептала:

— Теперь и я пустила тебе кровь.

Он молча обнял меня, прижал к себе. И поднялся, понес в ванную комнату.

Следующий день незаметно перетек в ночь. Мы долго и лениво лежали в ванне, пока голод не выгнал нас к столу — и меня наконец-то напоили кофе. Мы выходили на заснеженный склон и наблюдали, как несутся в долине машины, как двигаются тени от гор на слепящем снегу, и дышали свежим морозным воздухом — чтобы потом вернуться в теплый дом, скинуть с себя одежду и снова свалиться в постель. Не включали ни радио, ни телевизор, и казалось, что мы одни на Туре. Болтали, рассказывая друг другу о себе — и теперь, после нашей близости, я понимала его гораздо лучше. Поведала я и о своих недавних приключениях — он страшно ругался и курил, и пришлось отвлекать надежным способом. Кажется, я вошла во вкус.

Нам было хорошо. Но нужно было возвращаться.

— Выходи за меня замуж, Марина, — сказал он ближе к утру, когда я, измотанная, уже почти дремала на его груди, ощущая как сладко тянет тело и вдыхая мужской запах.

— Ну уж нет, — пробормотала я и потянулась, — ты обещал мне свободу, а не брачные браслеты.