Дмитрий Воронин - Возрождение

В общем, разговор этот мало что прояснил. О судьбе Леночки старая ведьма так толком ничего и не сказала, единственное, что я понял – эта судьба пока не определена, и от моих (в том числе) действий зависит, удастся мне вернуть её живой и относительно здоровой, или же придётся доставить папе Друзову что-нибудь из вещей его навсегда покинувшей этот мир дочурки. Проклятье, самое противное, что видения Кэсси – даже когда они относительно конкретны, что бывает нечасто – напрочь лишены однозначности. Она вполне могла бы заявить, что девушка уже покинула этот мир. И это будет абсолютно точным, профессиональным заключением. Только толковать эту фразу можно по-всякому.

И вот теперь мне надо встретиться с Денисом, который и сам по себе не подарок, а уж если обращаться к нему с просьбами… не любит он этого. Дядя Фёдор, помнится, в тот раз что-то от Дениса хотел, но так и ушёл несолоно хлебавши. Как ни странно, ушёл без обиды, чему я тогда несказанно удивился. В конце концов, если искатель… Я не говорил? Ну, дядя Фёдор себя называл "искателем", не в честь журнала, а в том смысле, что наша основная задача в любом деле – бороться и искать, найти и не сдаваться. Если первый, второй и последний лозунг я вполне понимаю, то вот с третьим как раз может выйти облом-с. У дяди Фёдора, насколько мне известно, неудач не было. Ну… таких, чтобы клиент остался полностью неудовлетворенным. Недовольство – это было. Отказ платить – сталкивались. К последним проявлениям несовпадений в позиции работодателя и исполнителя дядька относился философски. Но задача выполнялась всегда. Если мне придётся привезти Друзову, скажем, колечко дочери и сведения о том, что её более нет среди живых (в определенных ситуациях и это – не окончательный приговор), я буду считать, что работа выполнена. В общем, теперь я и сам "искатель". Начинающий. Так вот, если искатель обращается за помощью – особенно к такому, как Денис – это означает, что дело у него по-настоящему важное. Некрасиво это как-то – отказывать искателю. Подленько.

О Денисе и своих с ним взаимоотношениях дядька рассказывал много и охотно, и позже его пофигистское отношение к полученному отказу я уже воспринимал как само собой разумеющееся. Но осадочек-то остался.

В общем, на кнопку звонка у Денисовой двери я нажал не в самом лучшем расположении духа. Мокрый, як цуцик, на душе муторно после беседы с Кэсси, да и ожидания от предстоящего разговора не самые радостные.

Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий блондинистый мужик. В одних трусах. Босиком. И был он пьян в дымину… в лоскуты… в стельку… в общем – до полной потери восприимчивости. Вообще говоря, с позиции любой девчонки, Денис – парень красивый. Как и с позиции некоторых особо "современных" парней. Телосложение изящное, глаза пронзительно-голубые, пальцы как у пианиста, черты лица из серии "был бы ты бабой – какая это была бы баба!", но без ярко выраженной голубизны. Правда, сейчас Денис выглядел паршиво.

- П-привет, - он добрую минуту таращился на меня, затем икнул. – Ты хто?

- Я друг…

Договорить он мне не дал.

- Д-друг? Это класс! Эт-то просто суп-перски… - в обычное время Денис не заикался, но сейчас, очевидно, даже короткие слова представляли для него определённую проблему. – Мне об-бязательно нужен д-друг! Ты, з-заходи, д-друг!

Он повернулся ко мне спиной и направился в комнату.

Я один раз видел, как Денис двигался. Избави меня боже от такого спарринг-партнера, и неважно, пойдёт ли речь о холодном оружии, банальных кулаках или о пистолете. Никаких шансов. Двигался он тогда плавно и неуловимо-быстро, словно ртуть, перетекая из одной позы в другую. Перетекал он и сейчас, только по стеночке. Добравшись до глубокого кресла (на вид – цены неимоверной), хозяин квартиры слился в него, приняв несколько странную, но достаточно устойчивую позу.

- Садись, д-друг! Наливай! – он указал на стол, заставленный батареей бутылок с разноцветными этикетками. Пустых.

- Я вот д-думаю, д-друг, какое в-вино тут сам-мое лушшее? Вот эт-то сам-мое, как щитаешь, д-друг? – он поднял бутылку Amontilliado Cherry, великолепного испанского хереса восьмилетней выдержки, наклонил её над бокалом. Увы, в бокал упало лишь несколько капель. Он грустно посмотрел на пустую посуду и вздохнул. Взял другую бутылку - Markiz De Riscal, тоже испанское, примерно того же класса. – П-пусто, д-друг. Везде п-пусто. А я так и не п-понял, какое тут само-само-самое…

Судя по количеству пустой посуды, либо тут долго веселилась немаленькая компания, либо Денис решил всерьёз наклюкаться в одиночку и старательно претворяет эту идею в жизнь. Только не как нормальные люди – водочкой, коньячком или, на худой конец, какими-нибудь скромными напитками молдавского производства. Дядя Фёдор говорил, что Денис практически не пьянеет, и если он уж догнал себя до такого состояния – значит, за дело взялся основательно. Особым снобизмом он не страдал, но и что попало не употреблял, благо средства позволяли.