Сергей Шкенёв - Каникулы принцессы Илии [СИ]

— Соглашайся, Феденька, — всхлипнула попадья. — Корову новую купим, курятник поправим…

— Две коровы, — кивнул демон. — И собственный выезд с лаковой коляской.

Попадья ещё раз всхлипнула и произнесла внезапно построжевшим голосом:

— Феденька, не заставляй его высокоблагородие ждать! Ты едешь в Петербург!

Отец Фёдор надолго задумался, и в этой благородной задумчивости употребил остатки наливки из четвертьведёрной бутыли. Потом недоверчиво спросил:

— А нас к царю пустят, ваше высокоблагородие?

— Кто же нам в этом откажет? Ну а если что, будем действовать через ваше начальство.

— Через архиепископа?

— Зачем нам архиепископ? — удивился демон. — Архиепископ нам не нужен. Вы кому о подозрительных исповедях докладываете?

— Тайна исповеди священна! — оскорбился отец Фёдор.

— И всё же?

Батюшка немного помялся и нехотя признался:

— Штабс-ротмистру Бушуеву. Только он не в Петербурге изволит пребывать, а в Туле. В Тулу будем заезжать?

— Некогда, — отмахнулся демон. — Сразу к этому… как его там… с деревянной фамилией.

— Это кто?

— Он ещё Пушкина не любил.

— Князь Вяземский?

— Нет, не он.

— Дубельт?

— Точно! Вот к нему и обратимся, чтоб поспособствовал аудиенции.

Отец Фёдор немного подумал и решил, что демоны и жандармы мало чем друг от друга отличаются, и вполне способны между собой договориться. А там и до царя недалеко.

— Выезжаем прямо сейчас, ваше высокоблагородие?

Демон посмотрел на опустевшую бутыль, перевёл взгляд на попадью и пожал плечами:

— Если ваше гостеприимство ограничено по времени…

— И то верно, — согласилась попадья. — Утречком по холодку куда как лучше будет ехать. В темноте-то сам чёрт ногу сломит.

— Хм… — кашлянул отец Фёдор.

— Здоровье чертей меня не волнует, — успокоил его демон. — Хоть и родственники, но очень уж дальние.

— А я думал…

— Вы ошибаетесь, — гость кивнул на стол с закуской. — Черти сало не едят.

Отец Фёдор отличался поистине ангельской кротостью и ангельским смирением и даже во хмелю не буйствовал, предпочитая распевать псалмы и цитировать небезызвестное произведение сочинителя Ивана Семёновича Баркова. Но после нескольких часов пути в рычащем железном гробу благочестивый священник своими ругательствами и богохульством заслужил по меньшей мере строгую епитимью с принятием схимы в Соловецком монастыре. Батюшка страдал от духоты, мучился похмельем, и терзался невозможностью посетить места отдохновения и раздумий, возвышенно именуемые ретирадой, или, если проще, нужным чуланом.

Демон гнал железный гроб не останавливаясь, и отец Фёдор всерьёз начал опасаться, что направляются они не в Петербург, а вовсе даже прямиком в адское пекло, где алчущая крещения нечистая сила решила принять православия путём поедания обыкновенного сельского священника без соли, лука и хлеба. Действительно, откуда хлеб в преисподней?

К счастью опасения не оправдались, и почти сразу же за посещением грустных мыслей железный гроб остановился. Батюшка распахнул боковую дверцу адского механизма, и оглядел вполне пасторальную картину с придорожным трактиром и лежащими в луже свиньями, при полном отсутствии котлов, сковородок и чертей с вилами. Не считать же чертями двух дюжих полицейских, лениво пинающих длинноволосого господина, наряженного в нечто похожее на средневековые латы?

Отец Фёдор вприпрыжку убежал на поиски укромного места, сопровождаемый мощным начальственным рыком:

— Смирна-а-а, мать вашу! Что за безобразие? Молчать, я спрашиваю!

Искомое место нашлось неподалёку, и батюшка прекрасно слышал как вопросы демона, так и ответы полицейских. Последние нисколько не смутились внешним видом начальства — любому нижнему чину известно, что офицеры являются эдакой нечистой силой на службе государя, а если ещё и немецкого происхождения, то вообще… Проявил его благородие истинную сущность, и что? И не такое видали.

— Государственного преступника поймали, ваше превосходительство!

— Высокоблагородие, — поправил демон.

— Так точно, ваше высокоблагородие!

— И в чём заключается его преступление?

— Англо-французский шпион, ваше высокоблагородие! Назвал себя паладином триста двадцатого левела, нас обругал неписями, а государя-императора… и сказать-то страшно…

— Ну?

— Назвал боссом уровня и обещал облутать, тем самым произвёл оскорбление Величества и подорвал устои самодержавия!