Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 1 [litres]

Их преследовал ястреб, Ралата знала это наверняка. И у детей не было ни пастуха, ни пса, которые бы их защитили. Что ж, тогда она сама будет этим псом, будет идти за ними по пятам, скрываясь в высокой траве, наблюдая. А если ястреб нападет, она спасет всех, кого сможет.

И Ралата двинулась на север.

Низкие туры, выстроившиеся в ряд на вершине холма и спускающиеся вниз по склону, почти совсем заросли. Ветер нанес на них землю, в которой укоренились низкорослые, скрюченные деревья, чьи пышные ветки были усеяны шипами. Вокруг них росла высокая, спутанная трава. Однако Тлен знал, что это за камни и для чего они: древние укрытия и ловушки охотников-имассов. Потому-то он и не удивился, когда склон закончился обрывом, за которым был провал, дно которого густо поросло степяничными деревьями. Под ними лежал толстый слой костей в два или даже три человеческих роста. Сюда во время крупной сезонной охоты имассы загоняли стада степных зверей.

Если начать копать, то можно найти останки бхедов и тенагов: их скелеты, рога, бивни и застрявшие между костями сланцевые наконечники. Можно найти и айев, которые увлеклись охотой и упали с обрыва вместе с добычей; клыки у волков подпилены – отличительный знак диких найденышей, слишком опасных, чтобы оставлять им зубы в целости. А еще можно найти окралов, так как степные медведи тоже охотились на бхедов и порой в панике бежали вместе со стадом, особенно когда загонщики пользовались огнем.

Поколение за поколением, слой за слоем охотники громоздили здесь кости и останки, пока не исчезли все тенаги, а с ними окралы и даже айи. Только пусто и безжизненно завывал ветер; не было слышно ни блеянья, ни трубного гласа самцов тенагов, и даже бхеды уступили место своим меньшим родичам – бхедеринам, которые тоже исчезли бы, не исчезни прежде двуногие охотники.

А они исчезли, и Онос Т’лэнн знал почему.

Он замер на краю провала и с отчаянной болью желал возвращения огромных зверей, которых помнил с юности. Оглядывая окрестности, он мог точно сказать, где и как приготовляли добычу: вот ямы, устланные кожей и наполненные водой, которая от жара камней доходила до кипения, – там женщины разделывали и варили куски мяса; вот кусты зелени там, где раньше были очаги; а вот, чуть в стороне, большой выровненный валун с углублением, в котором разбивали кости, чтобы высосать из них мозг.

Тлен почти чувствовал вонь трупов, почти слышал жужжание и гул насекомых. Почти видел шакалов, дожидавшихся своей очереди, и стервятников, слетевшихся на падаль, юрких ризанов и шепчущих накидочников, клубы дыма, пропахшего жиром и жженой шерстью.

Но пришел последний сезон, а с ним последняя охота, последняя ночь песен у костра. На следующий год здесь уже никого не было – только ветер носился над полуразделанными тушами, что сохли в провале и становились тугими, как кожа, да цветы пробивались там, где раньше скапливалась кровь.

Оплакивал ли ветер их уход молчаливой песней? Или ждал в ужасе первых испуганных криков забиваемых зверей – и не дожидался? Грезила ли земля о топоте тысяч копыт и мягких лап тенагов? Жаждала ли того, что их останки удобрят почву для ее детей? Или наступившая тишина стала долгожданным успокоением для ее измученной кожи?

Бывали сезоны, когда стада приходили позже. А потом, постепенно, стада перестали приходить совсем. Имассы познали голод. Изнуренные и отчаявшиеся, они отправились в новые земли на поиски пропитания.

Обряд Телланна избавил имассов от естественной и неизбежной кончины, а заодно и от заслуженных последствий собственной расточительности и недальновидности.

Интересно, не найдутся ли среди верхнего слоя костей скелеты имассов? Тех немногих, что пришли сюда поживиться останками прошлогодней охоты – найти на обглоданных тушах засохшие полоски мяса и шкуры, пожевать тягучие копыта. Падали ли они на колени в беспомощности и смятении? Взывала ли пустота в их животе к пустому ветру снаружи, осознавая, что обе эти пустоты суть одно?

Если бы не Обряд, имассы познали бы истинное раскаяние – не как призрачное ощущение, а как неутомимого охотника, который преследует тебя до последнего вздоха. И это, считал Тлен, было бы справедливо.

– В небе кружат стервятники, – произнес баргаст, шедший рядом.

Тлен поморщился.

– Да, Бакал, мы почти на месте.

– Значит, здесь трупы. Все так, как ты говорил. – Воин-сэнан помолчал. – Однако наши поплечники ничего не почувствовали. Ты не нашей крови, Онос Т’лэнн, как ты узнал?