Юрий Нестеренко - Лекарство от любви

Что именно случилось, они поняли быстро. Толстуха, правда, продолжала кричать и обвинять во всем Кая. Несколько мужчин с мрачным видом обступили его, требуя объяснений; кто-то заговорил, что надо вызвать стражу и «разобраться, кто он такой». «Вот только этого не хватало!» — тоскливо подумал Бенедикт, а вслух спокойно сказал:

— Разве вы не видите, что эта женщина не в себе от горя? Я просто не видел, как девочка полезла через перила. Когда увидел — было уже слишком поздно. Зачем бы мне убивать чужого ребенка, которого я вижу впервые в жизни?

На его счастье, они удовлетворились этим логичным объяснением и занялись более насущной задачей — как вытащить девочку из-под воды. Что пытаться нырять возле плотины — самоубийство, они, как и Кай, поняли сразу. На воду спустили лодку, принесли из сарая на берегу весла и длинный багор…

Вытащить Элли удалось лишь через полчаса, после нескольких неудачных попыток. Когда она показалась над водой, толпа — к этому времени на берегу и на мосту собрались, кажется, все путешественники со станции — глухо ахнула, а мать девочки, все еще, очевидно, сохранявшая безумную надежду, лишилась чувств. Несколько рук подхватили ее и уложили на траву.

Элли вытянули из воды за голову; стальной крюк вошел в ее открытый рот и вышел через глаз. Это, разумеется, не имело никакого значения — девочка была давно мертва. Второй глаз был закрыт слипшимися волосами; изо рта и носа лилась розовая вода.

В борт лодки тыкались разноцветные карпы, выпрашивая подачку.

Дальнейшее путешествие Кая протекало, однако, без приключений. В первой же лавке по пути он купил тонкие белые перчатки, придавшие ему щегольской вид (хотя стоили они, как хороший обед), но теперь, когда они у него были, ситуаций, в которых они спасли бы кому-то жизнь, больше не возникало. Он по-прежнему ехал один, что было дороже, нежели в дилижансе, но безопаснее во всех смыслах — учитывая, что официально он все же оставался разыскиваемым преступником. Немногочисленные люди, с которыми ему приходилось иметь дело по пути — возницы, работники почтовых станций, хозяева деревенских харчевен — были почти сплошь мужчинами, да и к тем у него не было никакой надобности притрагиваться. Кай нигде не останавливался дольше чем на два-три часа — он задерживался бы и еще меньше, но, поскольку официально он путешествовал по частной, а не казенной надобности, иногда именно столько приходилось ждать лошадей; спал же он на ходу в экипаже, что, с одной стороны, позволяло бороться с дорожной скукой и экономить деньги (какие бы там золотые горы ни были обещаны ему в будущем), а с другой — Каю хотелось покончить с сосущей тревогой неопределенности как можно скорее.

Благодаря этой спешке уже к вечеру пятого дня он пересек границу Хельбиргена.

Здесь по-прежнему не было заметно ничего чрезвычайного — по крайней мере, если смотреть из окна экипажа; провинция жила обычной жизнью — шагали по улицам усталые после рабочего дня мастеровые, носились неугомонные мальчишки, с грохотом гоняя по булыжникам железный обруч, порою степенно, без спешки проезжала карета какой-нибудь важной персоны с задернутыми шторами, женщины развешивали на балконах и протянутых над узкими улочками веревках белье и поливали цветы в горшках, хлопали двери кабаков, впуская ранних любителей выпить, из витрин лавок соблазняли прохожих сыры и колбасы, кренделя и пышки, мужские и дамские наряды, сапоги и конская сбруя. Стражники — ну да, прохаживаются парами, как обычно. Никаких дополнительных солдат, никаких кордонов на улицах. Впрочем, от того, что грозит Империи со стороны совсем близких уже Беллиандских гор, никакие солдаты не помогут. Чем больше их выйдет против Изольды, тем больше пополнится армия ее рабов.

Вскоре Кай заметил и первые признаки этой угрозы. Надпись «Все, что тебе нужно — это любовь» углем на беленой стене дома в переулке. А вот еще одна, краской на мостовой прямо под ногами прохожих: «Изольда». Может быть, конечно, имеется в виду всего лишь девчонка из соседнего дома, по которой изнывает какой-нибудь юный недоумок… но судя по тому, как остановились, внимательно глядя на эту надпись, а потом куда-то заспешили — не иначе, докладывать начальству — двое стражников, им приказано относиться к подобным художествам со всех серьезностью. Что, интересно, они будут делать с надписью, подумал Кай. То, что на стене можно закрасить, но не будешь же красить брусчатку. Или будешь? Ведь не перекладывать же ее заново. Но прямоугольник краски на мостовой, пожалуй, скажет горожанам не меньше, чем сами замазанные буквы…