Д Штольц - Яд и Меч

Помощник Суйгурии, Барлеотон, полноватый и нежный колдун с мягкими вихрами, выкинул вперед руку, пользуясь моментом, пока Зостра атаковал, и с его губ слетели злые слова.

— Зар'Ерлъе'Лясъя !

Молния зигзагом соскользнула с пальцев Барлеотона и растворилась в барьере Зостры, на мгновение вспыхнув.

Отряд Белой Змеи побледнел.

— Двусловец! Это двусловец! — завопил Барлеотон и, не успев создать вокруг себя барьер, умер от колкого заклинания Зостры.

По настилу тарана расползлось пламя, и воины попытались отступить, погибая под шквалом стрел. Суйгурия вместе с помощниками сбились в плотную кучу, бросив глеофян умирать, и под небольшим, но крепким щитом спешно отошли. Колдуны взглядами испепеляли Зостру. Зостра же приложил руку ко лбу, вытянул ладонь вперед и интеллигентно поприветствовал предводителя Белой Змеи, по-южному, с мягкой улыбкой. Лицо того же в злобе перекосилось.

— Дайте мне что-нибудь надеть, — обратился со вздохом к Миласу маг. — Я не смогу после истощения держать одновременно и свой щит, и атаковать.

Зостре мигом выдали полное облачение и, одевшись в ближайшем доме, старик заходил туда-сюда по галерее, посматривая вниз. Над Корвунтом сгустились сумерки. Стремительно темнело, и обеспокоенный маг водил глазами по волнам атакующих, выискивая колдунов. Чуть погодя маг из Нор’Алтела увидел вспыхнувший в ночи от стрел щит одного колдуна. Тот, посланный трусливым Суйгурией, отчаянно ринулся к южной стене, прикрываясь воинами. Поодаль, на холме, застыл в ожидании и сам Суйгурия Авари. Зостра очень живо побежал, протискиваясь в узком проходе. Зазвучал Хор’Аф, и, не успев уложить камень у стены, колдун с криками умер, когда его щит разорвался, а сердце лопнуло. Зостра же, тяжело дыша, облокотился о зубцы стены — слишком стар он уже для таких забегов.

В это время другие чародеи, завидев смерть товарища, вернулись в лагерь, к расписному шатру. Там уже стоял гневный Кидот Порфилиус.

— Он один, — сказал Суйгурия. — Там один маг.

— Один? Тогда почему вы не смогли пробить вчера стену? — спросил неверяще военачальник. — Почему ты стоишь здесь, а не там, на поле битвы, Суйгурия?

— В договоре было оговорено, что мы должны помочь рассеять стену, — огрызнулся Суйгурия. — Мы не должны были бороться с выходцем из Байвы! Именем Моэма, там двусловец, который может плести одновременно два заклятья, Кидот!

— Один маг, даже из Байвы, не сможет долго защищать город.

— Мы тоже не сможем защищаться против него в открытом бою! Он специально убил сильнейшего щитоносца, который держал над нами барьер. Если мы еще раз туда пойдем, Кидот… Он сломает щит Фоэрла, Фоэрл не так силен, и положит всех нас. А чтобы нам напасть на него, Кидот, ты понимаешь, что нам нужно отказаться от своих барьеров! Это смерть против двусловца!

— Мне плевать! — рыкнул Кидот Порфилиус на расиандском, а затем, успокоившись, предупреждающе похлопал по ножнам. — Иди и сделай, что положено, или я передам послание в Гиратион. Сколько у вас осталось рассеивающих камней?

— Три камня, Кидот, — трясущимися руками Суйгурия, счастье которого зависело от осады, снял шлем, и миру явилось худое лицо с мягкими щеками и полными губами. — Этот Прафиалов ублюдок спалил вчера пять артефактов и сегодня один, вместе с Седрилом. Но мы… Мы разделимся, под покровом ночи попадем к стенам с помощью иллюзий и сделаем дыру.

— Так ступай! Чего встал!

Неожиданно Суйгурия замер и побледнел. Кидот непонимающе посмотрел на колдуна, но затем услышал и сам. Топот. Топот коней. Со стороны Западного тракта земля вздрогнула под копытами нескольких тысяч огромных жеребцов, и эта дрожь докатилась и до лагеря глеофян. Послышалось пение солровского рога.

— Строиться! — закричал Кидот мерифиям, а сам бросился к коновязи.

Весь Корвунт затих, жители с бледными лицами вслушались в приближающийся гул. Никто не верил. Всем казалось, что это иллюзия, отклик надежды в сердце, которая отдавала в больные и уставшие головы. А затем город накрыл вопль счастья. Мимо Корвунта на размашистой рыси пронеслись всадники. Бледная луна вышла из-за облаков, и нагрудники, шлемы с вороньими перьями и оружие засияли благодатным и даже священным для жителей Корвунта светом.

Сверкающее во тьме войско мчалось по предгорным равнинам к вражескому биваку. Люди привстали в седлах, упершись в стремена, а острия копий нацелились на неприятеля. В лагере Глеофа царил хаос. Не успев построиться, глеофяне уже кинулись врассыпную. Никто не ждал Белого Ворона так рано, но сейчас он был во главе Солров и вел их за собой. Войско Филиппа разделилось на несколько крупных отрядов, и хрипящие злые кони миновали палисад и ворвались в лагерь, вспоров его. Равнины наполнили крики, лязг металла и визжание лошадей. В глазах солров плясала сама смерть, и глеофяне вопили, когда их грудь протыкали копья, а головы, будто кочаны капусты, разбивали тяжелые копыта.