Антон Пешкин - Белый край [СИ]

Твою же мать...

— Я уже... — тихо произнесла я. — И забыла... Зачем я здесь...

— Хех, — усмехнулся Бруни. — Ну, это... Как бы сказать-то...

— Но ведь еще рано, разве нет?! — воскликнула я. — Не прошло еще пяти лет! Еще должна пройти зима, и...

Надья с какой-то необъяснимой печалью в глазах посмотрела на меня. Ее морщинки на секуну стали глубже, казалось, что она вот-вот заплачет.

— Вам нужно уходить, дети, — вздохнула она. — Получить рисунки и уходить. Нечего вам тут помирать.

— Уходить?! — я вскочила на ноги. — Сдурели совсем?! Ну-ка, убирайте это все нахер! Не надо мне...

— Да успокойся ты, — усмехнулся Бруни и положил свою огромную ладонь мне на макушку. — Мы просто даем вам шанс. Не хотите — не пользуйтесь. В конце-концов, в Скагене ж все того... Дебилы.

— Бруни! — ахнула Афина, но здоровяк звонко засмеялся.

Тем временем Надья села на пол, скрестив ноги. В свете лампы я увидела, как в ступку она наливает из крохотной глиняной емкости топленый жир, а затем крючковатыми, костлявыми пальцами развязывает мешочек.

— Издревле... — начала она свой рассказ. — Этот символ значил принадлежность к семье. Каждый, кто носил его — был братом множеству братьев и сестер, сестрой множеству сестер и братьев.

Из мешочка в растопленный жир она высыпала черный прах и принялась его размешивать. В руке Бруни в этот момент я заметила костяную иглу, подобную той, которой Хьялдур рисовал на мне мировое древо.

— И каждый член этой семьи дорожил остальными, — продолжила Надья. — Как настоящими родичами. Так же, как мы дорожим вами, детки.

Сих и Бруни усадили нас с пиявками в ряд. Афина же прошла следом, стягивая с наших плеч шубы, кофты и рубахи, оголяя наши спины.

— И поэтому мы клянемся вам, что оставим свой пост и пойдем на юг, ежели кто-то захочет лишить вас свободы, заработанной трудом в Белой крепости. — слова Надьи словно превращались в спирали, сила ее клятвы чувствовалась в самом воздухе.

— И накажем обидчиков. И не будем бороться с мертвыми. — продолжил Бруни, неожиаднно серьезный, но от того не менее счастливый и гордый.

— И найдем вас. И защитим вас. — произнес Сих в своей вечно спокойной, хладнокровной манере.

— И вернем вашу свободу в честном бою. — улыбнулась Афина, отчего ее острое, худое лицо вдруг стало добрым и нежным, как лицо матери, впервые видящей своего ребенка.

Костяная игла впилась в кожу. Я зашипела от боли, но Бруни не прекращал раз за разом пускать мою кровь, после чего Афина сразу же втирала в рану краску из праха.

— Клянемся на прахе наших предшественников! — воскликнули все четверо в один голос.

Я зашипела от боли в очередной раз — татуировка заживала медленно, болезненно. Медленно провела кончиками пальцев по жесткой корке засохшей крови, и на подушечках остались следы мутной черно-желтой жидкости. Пусть это и было необходимо, но от того не менее неприятно. Но все это можно перетерпеть.

Терпеть можно до бесконечности, если есть достаточно веская причина. Терпеть боль, терпеть собственную слабость. Стерпела я и то, что никто даже не поздравил меня с получением татуировки — пиявки молчали, старожилы крепости и вовсе делали вид, что ничего не произошло. Тайный ритуал, загадочность? Нет, черт возьми, просто у каждого есть свои причины.

Пиявки... Разочаровались во мне. И я не смею их в этом винить — мне и самой от себя становилось тошно. Сухое, жесткое тело, слабый дух, черствое сердце. Каждый день я просыпалась с одной мыслью — мне было ужасно стыдно за то, что я не отговорила их от похода на север. Все могло бы сложиться иначе. Варс давно бы женился, может быть даже завел ребенка. Снорри вряд ли бы отставал от брата — такой крепкий, сильный парень не был обделен вниманием, лишь сам игнорировал всех молодых девушек вокруг. А Кира... Даже если бы ее не ждало счастье на нашей родине, в красном племени ей были рады. Мне очень стыдно перед каждым из них.

Старожилы? Сих давно плюнул на меня. Для него я стала пособницей священника, и вряд ли могла бы убедить его в обратном. Афина и вовсе считала меня не более чем варваром. Что до Бруни, так тот, пожалуй, скучает по Вигдис — ей много лет удавалось находить баланс между строгостью и заботой, чего так и не удалось мне. Даже Надье при моем правлении стало хуже, ведь сильно возрос масштаб ее работы, не оставляя бедной старушке времени на заслуженный отдых.

Я всех подвела. Но все это можно было стерпеть ради цели, что лежала впереди.