Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Ее отец бы это не одобрил – впрочем, как и всегда. Пальцы Серебряной леди, дочери благородного Высокого дома не должны быть испачканы в моторном масле, ее ногти не должны быть обломаны из-за работы с «одолженными» инструментами, а глаза не должны быть красными после ночей, проведенных за чтением «неподходящей» литературы. Но Харрус Джейкос забывал о своих сомнениях каждый раз, когда изображение на экране в гостиной начинало рябить, а от самого экрана начинали сыпаться искры. «Кори, почини», – говорил он. И она делала как он приказывал, каждый раз надеясь, что в этот раз сможет его убедить. Но через несколько дней он снова высмеивал и ее, и ее мастерство, позабыв о ее работе.

Хорошо, что он уехал. Он был в столице, помогал их дяде, главе дома Джейкос. Так она могла провести день рождения с теми, кого любила, а именно – с братом Джулианом и Сарой Сконос, которые специально приехали на праздник.

«Она хорошеет с каждым днем», – подумала Кориана, глядя на свою любимую подругу.

Они не виделись уже несколько месяцев – Саре исполнилось пятнадцать лет, и она навсегда переехала жить ко двору. На самом деле времени прошло не так много, но девушка уже казалась другой. Ее черты стали какими-то более резкими, скулы – острыми и четкими, кожа почему-то была бледнее, чем раньше, словно иссушенная, а ее серые глаза, когда-то сиявшие как звезды, казались темными, полными теней. Но ее лицо озарилось улыбкой так же быстро, как это бывало всегда, когда она проводила время с юными отпрысками Дома Джейкос. По правде говоря, Кориана знала, что так бывает всегда, когда она рядом с Джулианом. И ее брат вел себя точно так же. Он широко улыбался и старался соблюдать дистанцию, которую не подумал бы держать незаинтересованный мальчик. Все его движения были тщательно отточены, а Кориана прекрасно знала своего брата. Ему семнадцать, и в этом возрасте он уже может делать предложение. Кориана ожидала, что в ближайшие месяцы он воспользуется этой привилегией.

Джулиан даже не потрудился завернуть свой подарок – он был прекрасен и сам по себе. Красивый кожаный переплет в цветах Дома Джейкос – бледно-желтую и золотую полоску – с тисненой на обложке Пылающей Короной Норты. На лицевой стороне или корешке не было названия, и Кориана видела, что книга – незамаскированный учебник. Она слегка нахмурилась.

– Открой ее, Кори, – сказал Джулиан, останавливая ее, прежде чем она успела бросить книгу в скудную кучу других подарков. Все они были завуалированными оскорблениями: перчатки, которые ей подарили, чтобы скрыть ее руки «простолюдинки», непрактичные платья, чтобы она носила их при дворе, который отказывалась посещать, и уже открытая коробка конфет – ее отец не хотел, чтобы она их ела. К ужину их уже не будет.

Кориана сделала, как было велено и, открыв книгу, обнаружила, что в ней ничего нет. Ее кремовые страницы были чисты. Она сморщила нос, даже не потрудившись изобразить благодарность. Джулиан не нуждался в такой лжи и в любом случае бы все понял. Более того, здесь не было никого, кто мог бы отругать ее за такое поведение.

«Мама мертва, отец уехал, а кузина Джессамина, к счастью, все еще спит».

За столом в садовой гостиной сидели только Джулиан, Кориана и Сара, три бусины, позвякивающие в пыльной банке поместья Джейкосов. Это была ужасающих размеров комната, соответствующая вездесущей, пустой боли, ноющей в груди Корианы. Арочные окна выходили на густую рощу некогда ухоженных роз, которые уже десять лет не видели рук зеленого. Пол не мешало бы хорошенько подмести, а золотые драпировки потускнели от пыли и, скорее всего, паутины. Даже на картине над запятнанным сажей мраморным камином не было позолоченной рамы – ее давно продали. Человеком, который смотрел с обнаженного холста, был дед Корианы и Джулиана, Янус Джейкос, который, несомненно, пришел бы в отчаяние от состояния своей семьи. Бедные дворяне, что делают ставки на старое имя и традиции и с каждым годом довольствуются все меньшим.

Джулиан засмеялся, стараясь, чтобы его смех звучал как обычно.

«Сердится, но все равно любит», – знала Кориана.

Так лучше всего можно было описать его отношение к младшей сестре. Она на два года младше него – и он всегда быстро напоминал ей о своем старшинстве и интеллекте. Мягко, конечно. Как будто это имело какое-то значение.

– Это чтобы ты писала, – продолжил он, скользя длинными тонкими пальцами по страницам. – Записывала свои мысли и как проходят твои дни.