«По возвращении непременно накручу хвост начальнику стражи, — подумал Шуйский, — пусть проведет внеплановую проверку гридней и всех прочих информированных лиц и непременно с привлечением менталистов».
— И все-таки, откуда сведения, государь? — не успокоился боярин.
— Не напрягайся, дорогой Яромир Афанасьевич, нет среди твоих людишек моего человечка. Вывод о предстоящих военных действиях сделан моими аналитиками на основании косвенных данных. А вот не нужно было так явно и в таких количествах закупать серьезное вооружение и еще много чего. Думаешь, только мои люди такие умные? Иноземцевы тоже не дураки, и факты сопоставлять между собой умеют. — Император оставил шутливый тон и без какого-либо ёрничанья задал вопрос гостю: — А теперь скажи мне, Яромир Афанасьевич, на каком основании ты решил начать междоусобную бойню?
— Так все же ясно, Петр Васильевич, Ванька Иноземцев не только братоубийца окаянный, ослепленный корыстью он поднял грязные лапы на плоть от плоти, кровь от крови рода Шуйских! — В конце столь пламенной речи голос старика перешел едва ли не в змеиное шипение, а на глаза поневоле навернулись злые слезы.
Однако государь император не повелся на эмоциональный порыв пожилого человека. Предоставив возможность Шуйскому прийти в себя, он задал следующий вопрос:
— И у тебя есть неопровержимые доказательства, чтобы обвинить в смерти близких людей главу рода Иноземцевых?
— Нет, но я исхожу из древнеримского постулата ищи «Quid prodest[1]».
На что хозяин кабинета криво усмехнулся.
— Значит, ты считаешь, что убийство Драгомира Германовича, его супруги и двух малых деток напрямую выгодно Ивану Германовичу?
— А кому же еще?
— В таком случае, как ты объяснишь тот факт, что до вступления в опекунство над несовершеннолетним наследником рода Иноземцевых Иван Германович со своим семейством счастливо проживал в своем имении на Лазурном берегу неподалеку от городка Канны, получая при этом весьма приличное содержание из казны рода и в ус не дуя. Так вот после исчезновения брата он довольно долгое время отказывался переезжать в Россию и брать на себя бремя опекунства над несовершеннолетним наследником, и только долг перед фамилией Иноземцевых заставил этого человека покинуть благословенную Францию. Да он спал и видел, когда юный Андрей достигнет совершеннолетия и вступит в наследство, чтобы вернуться обратно в свое поместье.
— Государь, я старый человек и ни разу в жизни не видел, чтобы кто-то в здравом уме добровольно отказался от власти.
— Только не с том случае, когда тебе выплачивают ренту в десять миллионов золотых имперских рублей, при этом не требуют ударить пальцем о палец. Мне бы такие преференции. Ездил бы себе по Европам, скупал предметы искусства и различные раритеты, и голова не болела бы, как уберечь два уважаемых рода от фатальной ошибки. Вот и скажи мне, для чего Ивану понадобилось вступать в конфликт с одним из древнейших родов? Ведь, идя на убийство носителей крови Шуйских, этот, по сути слабохарактерный неконфликтный, человек заведомо обрекает себя на вооруженное противостояние с крайне сомнительным исходом на победу, несмотря на все богатства своего рода. Ты сам-то в это веришь? Так что «Quid prodest» в данном случае никак не подходит.
Подходящих аргументов у боярина не нашлось. Минут пять он сидел, молча уставившись невидимым взглядом куда-то мимо собеседника и переваривая полученную информацию. Наконец взгляд его стальных глаз прояснился он посмотрел из-под кустистых бровей на государя и охрипшим голосом спросил:
— Если это не Иван, на чьих тогда руках кровь дорогих мне людей?
— Так вот, сотрудникам Пятого отделения Жандармского управления удалось напасть на след двух душегубов, что лишили жизни твою внучку и двоих её деток. Но об этом чуть позже. — Император поднялся со своего стула, указав жестом гостю, что бы тот не вскакивал, прошел к встроенному в стену сейфу, извлек из него обтянутую коричневой кожей папку для хранения документов, после чего вернулся обратно за столик. Положив перед собой папку, он вновь обратил взор на гостя. — Имею сообщить, Яромир Афанасьевич, здесь материалы, собранные по делу об исчезновении Драгомира Германовича Иноземцева и гибели его жены и двух несовершеннолетних детей. — Государь развязал стягивающие папку тесемки, и протянул гостю два верхних листочка.
Яромир Афанасьевич хоть и был человеком пожилым, на зрение не жаловался. Для ознакомления с предложенными документами ему хватило пяти минут. По мере прочтения брови его едва не лезли на лоб от удивления, а сам он время от времени выдавал:
Читать дальше