Вылетев на крыльцо, он подскочил к возку и, ухватив пожилую даму за ручку, радостно запричитал:
— Какие гости, Боженьки мои! Уважаемая Василиса Егоровна! Благодетельница наша! Рад, рад тебя видеть! Добро пожаловать в наши палестины!
— И тебе не хворать, Еремеюшка! — Третьякова с царственным видом поприветствовала трактирщика. — Угол, да ложка каши в этом доме, надеюсь, найдутся для пожилой женщины?
— Окстись, Егоровна! — возмущенно воскликнул трактирщик. — Даже если все нумера будут заняты, сам пойду ночевать на сеновал, но тебя привечу по самым наивысшим штандартам!
Спаси тебя Христос, добрый человек! — Василиса Егоровна одарила Сидорова благожелательным взглядом, после чего, повернувшись к вознице, спросила: — Епифан, ты у родни ночевать будешь, али для тебя тут место подыскать?
— Не, Егоровна, у свояка перекантуемся, а счас бы роздыху лошадкам с кормежкой предоставить, а мне щец, да водочки шкалик для сугреву, да чаю индейского с ватрушками. Уж больно выпечка славная у Еремея Силыча.
— Будет тебе всё, что просишь, и лошадкам твоим овес, — усмехнулась женщина, — тока сначала дело. — Переведя взгляд на трактирщика сказала: — Еремей Силыч, ты бы кликнул своих халдеев, чтобы сани разгрузили. Привезла тебе тут от излишков своих.
— Это мы мигом, — Сидоров ощерился парой недостающих зубов, — Егоровна, а как насчет мазей твоих чудесных, да настоев целительных, да пилюль волшебных? У меня запас на исходе.
— Всё есть, Еремей, тока об этом вечером поговорим, когда возвернусь. А пока веди баушку в свои хоромы, устала с дороги, а мне еще полгорода объехать сёдни. А тебе, Епифан, полтора часа на все про все, так что не тяни и будь готов к выезду.
— Слушаюсь, ваш-ство! — по-военному отрапортовал возница, радостный от предвкушения вкусного обеда со шкаликом водки и плюшками под чай за счет доброй Егоровны. Вообще-то в армии ему служить не довелось, но насмотрелся за долгую жизнь на разных служивых, даже перенял кое-какие их маниры и ухватки.
Женщина не обратила внимания на кривляние наемного работника, уцепилась за толстенный бицепс Еремея Силыча и с достоинством боярыни пошагала вверх по довольно крутым ступенькам высокого резного крыльца.
В ресторации трактира было вполне уютно. Хозяин, на дух не переносивший запаха табака категорически запрещал посетителям смолить в общем зале. Для заядлых курильщиков было отведено специальное помещение, на худой конец, можно было выкурить цигарку и во дворе. Иногда на этой почве случались конфликты, кто-то пытался нарушить установленные правила. Но стоило хозяину предстать перед бузотером во всей своей несокрушимой могутности, желание скандалить у бузотера напрочь пропадало. Лица благородного происхождения предпочитали принимать пищу в отдельных кабинетах, там курить разрешалось.
Егоровна отказалась уединяться в кабинете. Ей нравилось наблюдать за людьми. Еремей Силыч галантно усадил старушку за отдельный столик в сторонке от чинно снедающих обывателей и весело гомонящей компании военных, коротающих время за бутылочкой игристого вина перед отправкой своего состава к месту дислокации воинской части. И, оставив на попечение расторопного халдея, удалился по своим делам.
Как только пожилая дама сделала заказ с соседнего столика её окликнул, невысокий мужчина неприметной наружности в гражданском сюртуке и знаками различия в петлицах коллежского секретаря:
— Василиса Егоровна! Какими судьбами?!
Старушка повернула голову и в свою очередь радостно всплеснула ручками. Пожалуй, это именно тот самый человек, способный пролить свет на некоторые интересующие её вопросы — главный почтмейстер при железнодорожной станции Виталий Романович Величко.
— Виталий Романович, рада вас видеть! — Дама поднялась со своего места и, подойдя к столику чиновника, спросила: — Если не возражаете, уважаемый, присоединюсь к вам. Одной за столом как-то не комильфо.
— Ну что вы дрожайшая Василиса Егоровна, — почтмейстер вскочил со стула, подбежал к даме и галантно отодвинул стул, чтобы той было удобно сесть, — лицезреть вас и вкушать пищу в вашем присутствии для меня великая честь. Боренька, сынок и единственный наследник, после ваших процедур, будто заново родился. Я и супружница моя каждый раз при посещении храма ставим свечу перед иконой Николая Угодника за ваше здравие.
— Спаси Христос! — перекрестилась старушка, а за ней и коллежский секретарь. — Рада, что у Бориса всё хорошо. Если бы на пару дней припоздали, быть беде. Цепень[1] разросся и практически закупорил кишечник. Куда тока врачи смотрели?!
Читать дальше