— Ага!
На него ринулись кучей. И зря: только помешали друг другу. А Серёжка успел схватить одного из врагов за одежду и провести бросок с упором стопы в живот. Виорелу Петревичу наверняка бы понравилось: описав дугу, подросток глухо шмякнулся на солому, а сам Серёжка успел вскочить на ноги, раньше, чем кто-то из нападавших, отшатнувшихся от взмывшего в воздух дружка, понял, что произошло. Первым опомнился Рик, бросился в атаку, пытаясь ударить кулаком в голову — и налетел на бросок через плечо. Двое оставшихся и поднявшийся с пола белобрысый чуть отступили.
— Пятеро на одного — не честно, — переводя дух, выдохнул Серёжка.
— Не честно. Ха! — их уже снова было пятеро, только теперь они постарались взять наглого малыша в кольцо.
Отбиться в окружении нечего было и думать. Поэтому мальчишка неожиданно сам бросился на белобрысого предводителя. Тот растерялся, позволил сблизиться, а дальше задняя подножка и выход на болевое удержание.
— Руку ему сломаю, если сунетесь, — заорал Серёжка ошеломленным противникам.
— Ва-а-а-а… — белобрысый от боли зажмурил глаза, изогнулся всем телом, но не мог вырваться из капкана. Хотя он и был намного сильнее своего победителя, но закон рычага — он и в чужом мире закон рычага.
Потеряв вожака, ватага в беспорядке отступила. А в следующее мгновение в клеть, размахивая плёткой, ворвался толстый надзиратель.
— Прекратить!
Серёжка не только прекратил, но и успел откатиться в сторону, так что удар пришелся только по белобрысому. Один из хвостов плётки рассёк тому лицо, подросток схватился за него обеими руками и аж замычал от боли.
Бить второй раз толстяк не стал. Вместо этого рявкнул:
— Кто зачинщик?
— Он! Он!
Четыре руки тут же вытянулись в Серёжкину сторону. Остальные обитатели клетки, малышня, ещё в самом начале боевых действий расползлись по углам и теперь оттуда таращили широко раскрытые от испуга глаза, боясь проронить хоть слово.
Успевший встать на ноги, Серёжка только передёрнул плечами. Доказать, что он не виноват было сейчас ещё труднее, чем когда Меро обвинил его в порче ремня. Проще говоря — невозможно.
— Ну-ка, пошли! — поманил мальчишку надзиратель.
Серёжка поплелся к выходу. Сокамерники злобно смотрели ему вслед. Только белобрысый предводитель всё ещё лежал на полу, закрыв лицо руками и тихонько поскуливая. Между пальцами сочилась кровь.
— Шагай, шагай! — толстяк нарочито ткнул Серёжку в шею. — Сейчас с тебя шкуру спустят — будешь знать, как драки устраивать.
Господин Шоавэ и вправду был скучным человеком: не читал ни поэтов, ни философов. Но своё мнение о смысле жизни он имел, и состояло оно в том, что человек — не более чем щепка на волнах судьбы. Если понесет течением — то уж, дёргайся, не дёргайся, — от тебя ничего не зависит. Пока течение не ослабнет, никуда от него не денешься, так что лучше запастись терпением.
То, что с парнишкой, которого сдали в барак наемники, будут проблемы, старший надзиратель почувствовал едва понял, к чему клонит Меро. С наемниками вообще почти никогда без проблем не обходится. И рабов у них обычно не бывает, а любой необычный раб — всегда проблема.
И всё же была у господина Шоавэ маленькая надежда, что всё обойдется: один день — не такой уж и большой срок. Но, не обошлось. Вот вам, пожалуйста: драка в бараке. По-хорошему, первым делом следовало бы выдрать жирного Хасла, за то, что допустил дело до драки. Наверное, опять торчал снаружи, вместо того, чтобы бдеть. Известно доподлинно, что рабы — животные нрава скверного, склонные ко лжи и буйству. Поэтому должны они всё время чувствовать над собой карающую длань. Если стражник постоянно следит за тем, чтобы никто не осмелился нарушать порядок, так лишь самые злокозненные мерзавцы только и осмеливаются. А вот если стражник своим долгом пренебрегает, то пропадает страх и на бунтарство тянет даже смирных невольников.
Хасл, конечно, своё получит, не первый уже у него промах. Но — не сейчас. Сначала надо было разобраться с зачинщиком драки.
— Давай его сюда, — скорбно вздохнув, потребовал господин старший надзиратель.
Тробок втолкнул в кабинет собственность наемников. Шоавэ ещё раз оглядел мальчишку. Кожа да кости, в чём душа держится. Только вот взгляд… У рабов глаза обычно потухшие, а у этого ишь сверкают…
— Ты начал драку?
— Один с пятью? Господин думает, что мне надоело жить?
— Надзиратель ясно сказал, что драку начал ты.
Мальчишка только плечами передёрнул. Умный. Хочет ведь сказать, а держит себя в руках. Чувствуется, этого волчонка наемники воспитывали на совесть, хотя следов от плети на спине что-то не видно.
Читать дальше