Екатерина Коновалова - Сколько стоит корона [СИ]

Эйрих и Дойл обернулись одновременно. Королева лежала, кажется, без сознания, в ногах спуталась окровавленная рубаха. Лекарь поспешил сказать:

-- Она жива. Они оба живы.

Эльза стояла возле постели, ее руки были в крови, платье тоже запачкалось бурыми пятнами. Но она держала на руках маленького красного младенца.

Эйрих бросился вперед, хотел было забрать ребенка, но замер с вытянутыми руками. Дойл приблизился и понял, в чем дело.

Голова младенца была странно сплюснута с боков, так что глаза оказались очень близко друг к другу. Одна ручка неестественно топорщилась в сторону, а вторая, значительно меньшего размера, прижималась к хилому тельцу.

-- Что ты с ним сделала, ведьма? -- прошипел Эрих и потянулся к мечу, но Дойл перехватил его руку.

-- Оставь! -- вскрикнул король. -- Взгляни на моего сына!

-- Ваше величество... -- начала Эльза, но Эйриха было не остановить. Дойл схватил его правой рукой и оттолкнул в сторону.

-- Я убью ее!

-- Это не она!

Эйрих замер. Дойл тяжело дышал, кончик королевского меча упирался ему в горло.

-- Это не она, брат, -- повторил он. -- Это не магия. Королева... слишком долго утягивала живот, чтобы носить красивые платья. Как наша мать, пока носила меня.

Эйрих покачнулся.

-- Ты хочешь сказать, что мой сын... -- несказанным повисло: "Останется уродом".

-- Лекарь, -- произнесла Эльза, -- займитесь роженицей.

А сама положила хнычущего младенца на широкий стол и склонилась над ним.

-- Что ты делаешь? -- спросил Эйрих.

-- Его кости еще очень мягкие, он весь -- как глина. Обожженная в печи времени, она становится прочной, а только добытая удивляет мягкостью и податливостью, -- отозвалась она, пробегая пальцами по уродливому тельцу. Из-под ее ладоней заструился мягкий золотистый свет.

Дойл никогда не видел магию так близко, только на большом расстоянии, издалека. Сейчас он, при желании, мог коснуться волшебного света.

Свет становился все ярче, на него стало больно смотреть, но Дойл не отводил взгляда. Ребенок заплакал громче, задергал маленькими сморщенными ножками и, кажется, еще больше покраснел, а потом начал меняться. Череп словно бы раздался в стороны, нос занял место в середине лица, руки расслабились и распрямились, ноги немного уменьшились и стали одной длины. Он снова вскрикнул, и свет погас. Эльза подняла его на руки, ненадолго прижимая к груди, и передала лекарю, уже державшему наготове белоснежное полотенце, в которое завернули ребенка.

Эйрих нетвердо попытался взять младенца, и Хэй аккуратно положил его на сгиб крупной королевской руки.

-- Он не стал.?

-- Нет, ваше величество, -- ответила Эльза. -- Хэй, его нужно искупать. А после можно созывать двор. Поздравляю вас, ваше величество.

Эльза улыбнулась и вдруг начала оседать на пол. Во второй раз Дойл успел подхватить ее, испуганно обернулся на Хэя -- тот тут же наклонился к Эльзе, тронул ее шею и сказал:

-- Обморок. Она потратила очень много сил.

Не глядя на королеву, не оборачиваясь на короля и наследного принца, который еще не успел получить имени, но уже выдержал схватку со смертью, Дойл зашагал в свои покои. Эльза не могла держаться за него, и нести ее было тяжело. Он несколько раз останавливался, но, когда Джил попытался помочь ему, упрямо мотал головой и продолжал свой путь самостоятельно.

В покоях было пусто и холодно, камин погас и остыл, никому не было до него дела. Дойл уложил Эльзу на постель, несмело погладил по волосам. Она застонала, приоткрыла глаза и попыталась улыбнуться. Он сел рядом, сжал ее и хрипло сказал:

-- Спи.

В голове не было ни единой мысли, в сердце -- ни единого чувства. Но Дойл ощущал, что сердце у него снова есть, и оно способно биться.

Шея и спина затекли и почти не ощущались, зато колени горели огнем. Дойл с трудом пошевелился и открыл глаза. В комнате было полутемно -- наступил вечер, но кто-то догадался разжечь камин. Тихо прошипев крепкое ругательство, он поднялся с колен и попытался размяться, повернул в сторону голову до хруста в позвоночнике, и тяжело выдохнул.

Эльза все еще спала. Ее легкое платье -- единственное, что она успела набросить поверх ночной рубахи, когда кинулась спасать Эйриха -- было порвано, смято. Частично его покрывали брызги засохшей бурой крови, а подол был совершенно серым от грязи. Роскошные рыжие волосы спутались и потускнели. На лице еще виднелись следы от намордника.

Дойл наклонился и провел пальцем по ее щеке. Его жена, его ведьма. Он не знал, сможет ли когда-нибудь простить ей ложь. И сможет ли она когда-нибудь простить ему заключение в камере и страдания, которые выпали на ее долю из-за него.