Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

Отвернулся Алешка, и тут...

Хорошо, косяк дверной прямо перед ним оказался. Что случилось, понять не может. Потому, вдавило его вдруг в этот самый косяк, не продохнуть. Уши заложило, в голове звон стоит, будто кто камнем стопудовым приголубил. Глаза наружу лезут, мимо кого-то несет, хватается кто-то...

А потом разом вдруг полегчало. Хватанул жадно воздуху, повернулся к площади, а там невесть что творится. Только двое на ногах стоять и остались, - Илья, и спутник его. Остальные - кто где. Кого к забору прижало, кого в улицы унесло... Кто-то ползает, кто-то на ноги поднимается. Головами мотают, в себя приходят. Иные заборы покосились, иные поломаны, на теремах, что окрест площади, ставенки повышибло, маковки посносило... Пылища летает, щепки, обломки, дребедень всякая...

Пока охорашивался, деревенщина со двора подался, и этого с собою повел, - кто он там ему? Князь с прочими обратно в палаты вернулись, за столы. Алешка тоже на свое место сел. Слушает, об чем вокруг него речи ведутся. И чем больше слушает, тем больше хмурится. Уж на что Сбродовичи тучатся, а глянешь на них - солнышка ясные, коли с Алешкой сравнивать. По всему выходит, еще один богатырь, ему под стать, в Киеве объявился. Это он не брата - не свата с собою привез, это он Соловья по пути одолел. Того самого, с кем Алешка переведаться не успел. Может, оно и к лучшему, что не успел, ишь как свищет, окаянный... Посреди чиста поля свистом своим по самый шелом бы в землю вогнал, вместе с конем. Или за три моря-окияна забросил. Как только Илья с ним справился?

А чего ж ему не справиться, коли он один силу степную от Чернигова отогнал? - что-то внутри шепчет. - Куда тебе до него. Ты ведь, правду сказать, больше везеньем брал, чем силой али сметкою. Попробовал бы - один против целой рати. Тут никакого везения не хватит. Так что, Алешенька, хоть и мнил ты себя первым богатырем, - это ежели без Святогора, а на деле выходит, как бы третьим не оказаться... А то и четвертым, коли Добрыню припомнить... Этот-то каким боком в голову влез?.. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней...

Ухватил Алешка ендову побольше, махнул до дна меда хмельного, даже и не почувствовал, ровно водицы испил. Тут же и вспомнилось, как князь с деревенщиной разговаривал, как за стол звал. Он, Алешка, может, вдесятеро достойней, а с ним таких речей не ведется. Хорош князь, коли про богатыря своего первого только до случая и помнит. И такая тут обида молодца взяла, что себя позабыл. Вторую ендову махнул, ан и она, как в колодец, ухнула...

Пока думал о своем, Илья этот самый возвернулся. Ишь, как об себе возомнил. Ему место на выбор предлагают, а он кочевряжится. Ему два подавай. Без глаз, что ли, князь совсем? В лицо же ему насмехаются, а он...

К ихнему столу Илья направился. Ну-ну, тут тебе не токмо что двух, одного нету. Придется тебе, друг ситный, в уголочке постоять, где тебе и место... Нет, не хочет стоять. Пристроился-таки на скамеечку, с самого краешку. Елозит, устраивается. Ан чтобы усесться, там седалище иметь требуется, вдесятеро твоего поменее...

И тут этот самый Илья ка-ак двинется. С Алешкиного конца скамьи кого-то ровно ветром сдуло. Да и самого его прижало, будто вдругорядь Соловей свистнул. Да что ж это такое деется-то? Сам не заметил, как развел руки в стороны, вскочил, вырвал из стола ножище булатное, да и метнул в деревенщину. Пропади ты пропадом...

Не пропал тот. Ухватил ножище на лету, перед собой вогнал чуть не по рукоять. Глянул по столу, придвинул кабанчика, отодрал лапу, захрустел...

Алешка же, ровно его кто водой ледяной окатил, плюхнулся обратно на скамью, уперся локтями в стол, голову руками обхватил. Не слышит, как упавшие с пола подымаются, как драку затеять норовят, как их успокаивают. Это ж надо, какой позор с ним приключился!.. Не в чистом поле, не лицом к лицу, - ножищем, почти исподтишка... Да как же это возможно?..

Так и просидел, то ли жив, то ли живота решившись, покуда Илья этот самый со скамьи не свалился. Сам свалился. Потому - непривычен к застолью оказался. Повелел его князь богатырям почивать в дружинницкую отнесть, Алешка среди первых вызвался, лишь бы с глаз подальше, а то все, видать, кроме как на него, больше ни на кого и не смотрят. Поднимать начали, - тяжелый оказался, ровно из камня тесаный, - на беду, лебедя жареного несут. Спохватился Илья, раскидал поднимавших, ухватил блюдо, лебедя в руку, окно высадил и лебедь туда выкинул. Глядит ей вслед, а у самого слезищи отчего-то на глаза навернулись, с кулак размером. Гридень сдуру наскакивать начал, так он его блюдом прямо в чело остепенил... Думали, вот сейчас опять драка начнется, ан не угадали. Снова Илья свалился. Подняли его, понесли, так он говорить начал... Пришлось побыстрее нести, потому как княгиня еще не ушла, а Илья... Он, в общем, ругается...