Генри Олди - Снулль вампира Реджинальда

– Ну как?

«Пламень» единодушно признали амброзией.

После него «спотыкач» пился, как вода.

Августа Пумперникеля известие о безопасности фестиваля заметно приободрило. Да и близость к троице венаторов вселяла уверенность. Тем не менее, он с подозрением косился на каждого нового посетителя таверны и требовал разъяснений.

– Этот уж точно из гроба восстал! – приставал он к Кручеку.

– Все там будем, – отбивался доцент.

– А глаза почему горят?

– Соком флюгереллы закапал.

– А у этого рога!

– Ну, супруга гулящая...

– А этот!.. рожа-то, рожа!..

– Что?!

– Извините, мастер Люстерка, не сразу признал...

Военные, обсудив дуэль, ушли. Освободившийся стол мигом оккупировала развеселая, неестественно румяная компания. От закусок они отказались, зато кельнеры с ног сбились, таская кружки, стаканы и бокалы. «Алые паруса», «Кровавая Клара», «Кровавый Карл», «Кровь коралла», «Sanguineus imber»... Осмелев, казначей втерся к румяным в доверие. Он объявил, что желает угостить всех, в обмен на право отхлебнуть из каждой посудины. Идею встретили овациями, и молодой человек застрял у случайных друзей надолго.

К магам он вернулся осоловевшим, что называется, «до соловьиного визга». В лице из красок преобладали кармин, пурпур и киноварь. Настроение взлетело до небес и висело, покачиваясь.

– Наупырячились, сударь? – спросил толстяк Люстерка, добрая душа.

– В смысле?

– В прямом, – венатор начал указывать пальцем, мало заботясь о приличиях. – Два игиса, один спектрум, парочка вампиресс... Молоденькие, не старше шестидесяти. Верно, коллеги?

– Ага, – подтвердил Фортунат. – Трое упырьков вульгарис, брукса, шикса... Еще инкубус к ним затесался, дурачок.

Моргая, Пумперникель силился понять: розыгрыш, или нет?

– Но почему они такие...

– Румяные?

– Жизнерадостные?

– Общительные?

– Да!

– Праздник, – буркнул Гарпагон Угрюмец. – Когда праздник, надо радоваться.

– А румянец – дело наживное. Хлебнул раз, хлебнул два, вот и румянец.

– Чего хлебнул?

– Ну что вы там на брудершафт хлебали? Молоко с кровью? Во все заказанные напитки обязательно входит свежая кровь, – просветил казначея мэтр Кручек.

– Н-на... н-наша?!

– Обижаете! «Фриц» – приличное заведение. Три эталона, между прочим! Здесь клиентам свиной крови не предлагают. Завсегдатаям хозяин лично сцеживает...

Лицо Августа Пумперникеля страдальчески исказилось. Однако мастер Люстерка знал верное средство. Добрый подзатыльник и кубок эмурийского спасли казначея от конфуза, а съеденное и выпитое им – от перемены места жительства.

– Гуляем?

– Гуляем!

– Пошли отсюда!

С наступлением темноты город преобразился. Улицы перечеркнули бесчисленные гирлянды фонариков. Связанные нитью, ухмылялись черепа, скалились рогатые хари и волчьи морды, фыркали искрами жабы-пучеглазки. Всюду играла музыка: скрипачи и лютнисты, дудари и цымбальеры, ложечники и варганисты состязались за титул лучшего шпильмана.

На площадях водили хороводы.

– Понаехали тут! – с восторгом орал какой-то мальчишка, сбежав от няни.

За домами в небо с треском и шипением взлетал фейерверк. На черном бархате медленно гасли искристые росчерки. В глазах рябило от нарядов и масок, жутких и потешных. Магов кто-то окликнул, и Люстерка, церемонно извинившись, ушел во мрак, откуда уже не вернулся.

– Эй, вы далеко? – крикнул Пумперникель.

– Искать трезвого! – донеслось издалека.

– Безнадежно, – резюмировали маги хором.

Вскоре они взялись плясать вприсядку – кто кого перепляшет. Именно тогда к ним прибилась смазливая хомофелинушка.

– Праздник! – с умилением сказал ей казначей, утирая скупую мужскую слезу. – Радоваться надо!

– Возрадуемся, красавчик? – подмигнула киса.

Потом они хотели на лекцию о «нелетальном сотрудничестве», а попали на публичный диспут. Ну да, это Пумперникель всех туда затащил. Киса желала уединиться с «красавчиком», Гарпагон требовал лекцию, Матти с Фартом было наплевать, а казначей содрал с тумбы афишу о диспуте, где значилось:

«Тема: плотность прохождения бесов в минимизированном облике сквозь порталы ограниченной пропускной способности.»

Маги не сразу уразумели, что речь идет об извечном камне преткновения софистов-прикладников и схоластов-эмпириков: сколько бесов за минуту протиснется сквозь игольное ушко? Зато казначей сообразил молниеносно – и ринулся в бой. Оттеснив от аспидной доски какого-то заику с лицом, перекошенным от злоупотребления сморчками, он демонически расхохотался, стер тряпкой выкладки оппонента и приступил к собственным.