— Невозможно.
Голова кружилась. Этого не могло быть здесь, но было. Отец не зря боялся его.
— Пусти. Его, — сказал Шуай Ху обоими ртами, человеческим и пастью монстра. Три хвоста метались за ним.
— Сделай это, — сказала я глазу отца. Во рту пересохло. Глаза были большими от потрясения.
Господин Янци отпустил голубого человечка. Я подхватила дух глаза отца, и мы попятились от человека, в котором был тигр.
10
Пару минут спустя мы были на пути в лазарет, чтобы проведать отца. Я все еще не могла поверить в увиденное.
— Дух тигра, — поражалась я.
— С тремя хвостами, — добавил глаз.
— Как с таким бороться? — спросила я. — Как такое убить?
Господин Янци не спешил отвечать.
— Зачем его убивать, Ли-лин?
— Потому что это монстр, — сказала я. — Это я делаю. Убиваю монстров.
— Меня ты тоже звала монстром, — тихо сказал он.
Я вскинула бровь.
— Вы не тигр, господин Янци. Тигры едят людей.
— Скольких людей съел Шуай Ху?
— Не знаю.
— Он ел людей?
— Нет, насколько я знаю, — призналась я.
— Думаю, ты бы услышала в новостях, Ли-лин, что тигр напал на Сан-Франциско.
Я не слушала подколки, а он продолжил:
— Лучше сосредоточиться на Лю Цяне.
Я кивнула. Глаз отца был прав. Еще будет время разобраться с тигром.
— Ваш совет помогает, господин Янци. Это как иметь еще пару… — я исправилась. — Это как иметь еще один глаз.
* * *
Отец все еще лежал в лазарете, но не спал. Правая сторона его головы была забинтована, но левый глаз ясно сиял и смотрел на меня. Было больно видеть его таким. Отец всегда был самым сильным, самым бесстрашным экзорцистом. Он был тем, кто один вошел в дом с летающими лисьими духами и убил их. Он был духовным воином, чье имя заставляло разбегаться армию злых призраков.
И теперь он лежал раненый, наполовину слепой и страдающий. Из-за меня.
Его оставшийся глаз пылал на лице. От бинтов он выглядел еще напряженнее. Гнев сделал лицо острее, выделив ухоженные седеющие усы и строгие брови.
Я сидела на деревянном стуле у кровати. Мне нужно было задать столько вопросов, но он удерживал меня взглядом оставшегося глаза.
— Лю Цянь, — прогудел он, голос был напряженным, но хриплым. — Расскажи, как этот слабак тебя одолел.
Я опустила голову. Отец знал Лю Цяня и низко его оценивал. Я покраснела от стыда. Я хотела плакать, рвать волосы от глупости. Отец будет плохо обо мне думать, узнав все.
— Лю Цянь не одолевал меня, отец. Он пришел в храм с Томом Вонгом. Они просили меня доставать паспорт души.
Он проницательно посмотрел на меня.
— И ты поверила?
— Да, отец, — сказала я. — С ним был Том Вонг. Я подумала, этого хочет господин Вонг.
Отец медленно кивнул и отвел взгляд.
— Том Вонг никогда не выступил бы против присяжного брата из Аншень-тонг, — сказал он. — Его обманули.
— Но почему он не помешал Лю Цяню резать меня?
Отец посмотрел на меня, строго хмурясь.
— Должно быть объяснение.
— Отец, почему это произошло? Кто этот Лю Цянь?
Он подвинулся на кровати, а ответил с отвращением в голосе:
— Лю Цянь, — сказал он, — мелкий человек. Слабый и злой. Он был одним из учеников шифу Ли на моей стороне. Все ученики шифу были сильными и способными юношами. Все, кроме Лю Цяня. Цянь был слабым. Был дураком. Остальные и я подставляли ноги, когда он нес чай. Как-то раз, — сказал он с улыбкой в уголках рта, пока вспоминал, — другие держали его, а я писал ему на лицо.
Я не скрывала отвращение на лице. Слова вырвались изо рта раньше, чем я подумала:
— Чем он заслужил такое жестокое унижение?
— Он не был одним из нас, — отец спокойно пил из деревянной чашки. — Даже шифу знал, что он слаб. Он не пустил его дальше пятого сана.
Слышать это было больно. Учитель отца выразил презрение, дав Лю Цяню всего пятый сан. Отец не повышал меня дальше второго. Было больно слышать, что отец звал Лю Цяня слабым и дураком. Было больно знать, что дурак обманул меня. Слабак задирал мою одежду и резал мою кожу.
На лице отца было далекое выражение, он словно забыл, что я была здесь.
— Ты расскажешь больше, отец? — спросила я.
Он повернул лицо ко мне.
— Я не видел Цяня годами. Потом меня вызвали остановить вора душ. Выпивающего жизнь. Он прятался за деревом ночью и бросал парализующей пылью в лица прохожих. Пыль сковывала их надолго, и он заходил за их спины и срезал их косички.
Мы молчали какое-то время. Рассказ был противным. Косичка была символом места в мире, была связана с верностью императору. Косичка была физическим воплощением трети высшей души. Без нее мужчина был бы неполным, хуже того — он стал бы Яо, грязным изгоем. Монстром.
Читать дальше