Анна Бэй - Вопреки. Том 5 [СИ]

— В замке Дум со мной обращались как с Герцогом! А ты таскал меня по грязным закоулкам…

— Но это работа Герцога, Элайджа. Приёмы, война и переговоры — часть этой работы, другая её неотъемлемая часть — это участие в жизни подданных, я ведь не раз тебе это объяснял. Я понял, что ты для этого не подходишь ещё до рождения Винсента, а когда Мордвин выбрал его, то я облегчённо выдохнул, ведь к тому моменту ты уже перешёл черту.

— Раз так, то и говорить не о чем! — Элайджа вскочил со своего места и двинулся к отцу, но тот не менял позы, лишь наблюдая боковым зрением.

Мужчина выхватил из руки отца ветряную вертушку и сжал её с силой, будто отыгрываясь на игрушке за все свои обиды.

— Игрушка тут не при чём, — прошептал Феликс.

— Она напоминает о тебе! — с болью и гневом сказал безумный Элайджа, на глазах которого появилась излишняя влага, — Я всего лишь искал твоего признания! Хотел, чтобы ты гордился мной, смотрел на меня с восхищением!

— Для этого ты сделал мне больно? — медленно обернулся на сына Феликс, глядя мягким мудрым взглядом любящих глаз, которые познали за свою жизнь много горя, — Убил единственную женщину, которую я любил, забрал мать у моего сына. Горят ты и Кларину убил, это так?

— Она сама этого хотела! Она знала, что ты и она — это всё, что делает меня человеком. Это горе должно было сделать из меня Архимага, но не вышло.

— Сынок, ты убил свою мать, — спокойно и с болью резюмировал Феликс, — В погоне за силой ты сознательно отнял жизнь у той, кто произвёл тебя на свет и всегда был рядом. Как бы безумна она ни была, как бы не просила тебя её убить, ты не должен был этого делать: мать — это святое.

— И это было больно! — оправдывался мужчина. Он сел на пол у кресла отца и взял его за руку, — Это было ужасно больно, но даже это не оторвало меня от человечности. И тогда я понял, что любил тебя больше чем её, и твоя сила поможет мне стать тем, кем я должен быть.

— Тогда сделай это, — ответил Феликс и снова подул на лопасти ветряной вертушки, — Убив меня, ты не сотрёшь прошлое, — он указал пальцем на держатель игрушки, на котором была надпись, которую он озвучил, — Ведь я «Всегда с тобой», сынок. Сотри себе память, но прошлое стереть не в силах. Я всегда буду с тобой, ведь ты всё ещё любишь меня, поэтому ты здесь.

— Это чувство уйдёт вместе с твоей жизнью.

И тогда Феликс снисходительно улыбнулся, произнося уже хрипло:

— Зря ты так думаешь. Я жив, пока меня помнят. А теперь иди, мальчик мой, я так устал… позови брата, мне нужно рассказать ему о малышке. Мои мальчики… такие разные, но мои!

Каждое слово отнимало всё больше сил у Герцога, принося ему боль, которую он гордо прятал за спокойствием и смирением. Очень светло-голубые глаза Элайджи Блэквелла метались с одной детали на другую, пытаясь снискать что-то необъяснимое в человеке, которого он боготворил всю свою жизнь, но тот больше ничего не говорил.

— Папа… — тихо позвал Элайджа, — ПАПА! — вновь произнёс он.

Но их диалог был закончен, и Элайджа встал, понимая, что на этом их встреча окончена. Он обернулся уже у входа, с гневом смотря на неподвижного отца, и вдруг воздух наполнился влагой, создавая туман, окутывающий Феликса Блэквелла, но тот лишь смотрел на ветряную мельницу, вторую снова держал в руке. Туман становился плотнее, лишая видимости, но Элайджа ориентировался хорошо и прекрасно понимал, что происходил:

— Нет-больше-Элайджи-Блэквелла, — медленно и с гневом проговаривал он каждое слово, — Нет уже давно, с тех пор как меня стёрли как наследного Герцога подписью в завещании, но я жил в тебе, отец. А теперь ты будешь мёртв. Вместе со мной.

И с этими словами Феликса начала бить судорога, выдавливая последние капли жизни, а Элайджа стремительно шёл по коридорам, покидая родной дом окончательно. Он не остался рядом с отцом, чтобы разделить его последние секунды жизни, не осмеливаясь заглянуть в глаза своей умирающей человечности, поэтому не видел, как с другого крыла мчался только что прибывший Винсент Блэквелл, который только что вернулся домой с хорошими новостями. Феликс умер на руках младшего сына, сжимая в ладони ветряную вертушку, которая очень быстро вертелась.

— Папа! — Винсент прижимал к груди отца и звал его, но единственной реакцией были слова:

— Я жив, пока меня помнят… ты помнишь меня, сынок?

— Помню, пап! Конечно помню, не оставляй меня, пожалуйста!

А дальше…

…Дальше Винсент Блэквелл в одиночку переживал своё горе и ещё много несчастий до тех самых пор, пока на Сакраль не свалилась буря. И с тех самых пор всё изменилось, рождая новую силу, новый смысл и новые цели, надежда появилась так же внезапно, как исчезла.