— Солнце взойдёт и без звёздочки! — хмыкнул Винсент, — Оно взойдёт в любом случае.
— Уверен? А если оно приходит лишь за Ней?
— Это было бы очень красивой и грустной легендой.
— Ну а вдруг? Вдруг Солнце тоже идёт на зов Путеводной Звезды? Но однажды Она будет лишь частью той черноты на бескрайнем небе. — Уолтер стал немного печальным, но Винсент не вешал нос от этих умозаключений:
— Даже тогда я буду видеть её!
— Чёрной потухшей точкой, безжизненным камнем, не отражающим свет?
— Уолтер, — хмыкнул Винсент, — Небесное тело не может не отражать свет звезды, завязывай свои гипотезы! Даже если эту планету не будет видно с Земли, то я всё равно увижу её как объект, отражающий свет солнца. Её туман, возможно, не будет нагревать её как другие планеты, пряча от тепла, но свет… минимальный, но будет! Раз так, то я всегда увижу её, ведь я наместник Огня. Возможно ты и прав на счёт тех путей, что я вижу назло остальным, но вряд ли это так значимо, как ты пытаешься представить.
— Ты не просто их видишь, ты можешь идти по ним даже когда света нет. Во тьму: вслепую, на ощупь. Вопреки.
— Вопреки! — повторил Винсент свою мантру, даже не предполагая тогда какой длинный и извилистый путь его ждёт.
Вдохновило: Peter Gabriel — Apres Moi.
Запись от 23 мая 2013 г. из дневника Винсента Блэквелла:
«Что делает человека человеком? Ритмичные сокращения мышцы, обеспечивающей ток крови по сосудам? Едва ли! Да и… что движет сердцем? Кто заставляет его биться?
На пороге смерти Магия устраивает испытание: она тестирует человека на способность обладать энергией, и, если маг испытание проходит, то на него обрушивается дар: необычайная сила. Но маги редко справляются. Жажда обладания силой делает их уязвимыми, тело не выдерживает нагрузок и лишается рассудка, обличая человека в истинном свете.
Есть ошибочное мнение, что личность под давлением магии стирается бесследно, но на деле всё куда печальней: эта личность освобождается от навязанных обществом рамок, представая в первозданном виде, сохраняя лишь то, что из себя представляет на самом деле».
Сентябрь 2003 года, Мордвин.
— Зачем это здесь? — спросил Элайджа Блэквелл, увидев истощённого отца, который тяжело зашёл в каминный зал, опираясь на трость.
Элайджа был уже в том возрасте, в котором мужчины обретают особую изысканную мужественность, раскрывающую их привлекательность с оттенком лёгкой зрелости, но именно такой возраст называют «полным расцветом». Ему было 33 года, он был ещё человеком, на Блэквеллов похож не был, но что-то неуловимое от предков-Элементалей всё же имел, хотя мимика к его годам сыграла свою злую шутку, отражая на его лице сущность жестокого, высокомерного и неприятного человека. И всё же он был красив и держал себя статно, только колкий взгляд бегающих светлых глаз выдавал смесь странных чувств, схожих с малодушием и трусостью перед авторитетом Герцога.
Феликс держал предмет, который Элайджа разглядывал очень пристально, и приближался очень осторожно:
— Помнишь его? — хрипло спросил Герцог, — В Фисарию приехал цирк Сигора и дал последнее шоу. Тебе было 11, и мы без конца прыгали в воду с горок…
— Помню, — сухо ответил Элайджа сипящим голосом, — А потом мы приехали домой, и ты снова ссорился с матерью.
— Я никогда не повышал на неё голос, Элайджа, никогда не поднимал руку. Я старался, как мог, но никогда её не любил, зато люблю тебя.
Губы Элайджи растянулись в презрительной улыбке, и он закатил глаза:
— Я слышал это много раз, и даже когда-то верил. Признай: ты и сам в это веришь, но это притянутая за уши ложь. Я — твой сын, ты должен меня любить, но это вынужденное.
— Да ну? — ухмыльнулся Феликс и сел в кресло с ещё большей тяжестью.
Он выглядел уже не тем властным статным Герцогом, которым был ещё год назад, потому что за этот год очень сильно постарел:
— Каждую ночь меня мучает один и тот же вопрос: что ещё мне сделать, чтобы ты в меня поверил? — он запрокинул голову на спинку и закрыл глаза, — Нет, сын, я знаю, что будет дальше, прекрасно понимаю: совсем скоро я умру, а ты за счёт этого сделаешь последний шаг к силе. Тебе даже кажется, что с моей смертью ты освободишься, но на самом деле это не так. Ты всего на всего обретёшь клетку до конца своей жизни, это будет замкнутый круг.
— Клетку? Я бы не назвал это клеткой. — Элайджа на секунду замер и перевёл взгляд на огонь в камине.
Откуда ни возьмись появилась струя воды и затушила пламя, выпуская клубы пара по полу, поднимающиеся вверх. Это не укрылось от Феликса, который, несмотря на вид дрёмы, отслеживал каждый жест сына:
Читать дальше