Томас Тимайер - Стеклянное проклятие

И вовремя: по поверхности песка уже бежали волны, расходясь концентрическими кругами, словно кто-то бросил камень в стоячую воду. Тело его друга лежало под обломками крана, но теперь песок вокруг него пришел в бурное движение. Взвились вихри мелких кристаллов и скрыли под собой Джонатана Арчера. Что-то зашипело, раздался гул, словно где-то рядом образовался огромный водопад. Песок вспучился, как в переполненном сосуде, воздух стал плотным, как во время песчаной бури, из храма пополз нестерпимый смрад. Уилсону пришлось зажать нос, но запах был таким сильным, что слезились глаза.

Ему впервые стало по-настоящему страшно. Проклятый метеорит! Надо было прислушаться к интуиции и заставить пленников выполнить эту задачу. Но теперь уже слишком поздно.

Прошло не больше тридцати секунд, и все стихло. Зеленоватый песок снова стал гладким, мгла рассеялась. Лишь в воздухе остался висеть едва уловимый запах серы и озона. Вот и все. Ни Джонатана Арчера, ни обломков подъемного крана. Исчезли, словно их смела незримая рука.

Охотник за метеоритами, чье неукротимое мужество и стойкость были известны всей Англии, почувствовал, что у него дрожат и подгибаются колени.

Сквозь узкую щель в двери Гумбольдт безуспешно пытался разглядеть, что происходит в городе. И в самом деле: что-то странное творилось в храме и вокруг него. Там внезапно полыхнул ослепительный свет, послышался странный свист, дрогнула почва, но вскоре эти колебания прекратились.

Затем ученый увидел, как по лестнице, ведущей к вратам храма, спускается Уилсон, и вид у него при этом такой, словно он только что пережил жестокий нокаут на ринге. Несколько наемников бросились к своему руководителю и подхватили его под руки. Однако Уилсон быстро пришел в себя и начал отдавать команды, яростно жестикулируя и то и дело указывая на храм.

Что там могло случиться? Где Арчер?

Только сейчас Гумбольдт сообразил, что помощник Уилсона уже давно не показывался в поле его зрения. Он уже собрался сообщить о своих наблюдениях остальным пленникам, как в глубине хижины раздался пронзительный крик.

Оскар!

Ученый стремительно обернулся.

Дрожа всем телом, юноша сорвал с себя рубашку. Свет, пробивавшийся из вентиляционного отверстия под крышей, выхватывал из полумрака его бледную кожу и мучительно искаженное лицо. У ног юноши лежала груда бинтов.

– Взгляните на это! – Макс указал на руку Оскара.

Гумбольдта бросило в холодный пот. В нескольких местах кожа руки Оскара ороговела, как у змеи. Но это была не чешуя, а тонкий стекловидный слой, поблескивавший и переливавшийся в неверном освещении. Изменения начинались у запястья и тянулись почти до самого плеча, захватывая часть шеи и груди. Ученому едва удалось справиться с ужасом и жалостью.

– Бог мой, Оскар! Когда это началось?

– Я… я не знаю… Еще в Берлине, – голос Оскара с трудом можно было узнать. – Схватка… Возможно, инфекция…

Гумбольдт потрясенно смотрел на сына.

– Беллхайм?

Юноша кивнул. Каждое движение причиняло ему боль.

– Это… был… осколок…

– Но почему ты молчал?

Оскар опустил глаза:

– Мне… мне было стыдно…

Гумбольдта охватил страх. Он схватил руку Оскара и поднес ее ближе к свету. Конечность стала наполовину прозрачной, как некоторые виды рыб из Юго-Восточной Азии. Кое-где сквозь остекленевшие ткани виднелись даже кости и сосуды. Болезнь зашла уже очень далеко.

– Я не понимаю… – пробормотал ученый. – Миссионеры… они должны были заметить. Они же тебя осматривали!

– Они… все… видели… – ответил Оскар. – Поэтому… ничего не сказали.

Гумбольдт проглотил комок, стоявший в горле. Затем снова взял Оскара за руку и мягко пожал ее:

– Все будет хорошо, мой мальчик.

Гарри бросился к двери и заколотил в нее обоими кулаками.

– Послушайте, О’Нил! Немедленно откройте! Это срочно! Нашему парню нужна медицинская помощь. Скорее откройте дверь!

Ответом было молчание.

Патрик О’Нил с тревогой поглядывал на храм. Насколько он мог видеть отсюда, дела там шли из рук вон плохо. Кран рухнул, Арчер куда-то исчез. Наемники суетились, словно муравьи в разворошенном муравейнике.

Ему нестерпимо хотелось понять, что там происходит, но о нем, кажется, все забыли. В качестве мальчика на побегушках и охранника он был хорош, но если речь заходила о серьезных вещах, его никогда не считали нужным посвящать в них.