Кристина Юраш - Селфи на фоне дракона 2. Причиняем добро и наносим радость

– А что такое? – злобно спросила я, – Я уделала Вадима на дебатах, поэтому могу почивать на лаврах под одеялом, в ожидании, когда за меня все проголосуют!

– А ты знаешь, что они теперь транслируют дебаты каждый день, и ты в них просто киваешь? Чтобы тебе не говорили, ты просто киваешь! – Годвин встряхнул меня, – Киваешь и со всем соглашаешься?

– И на что я согласилась? – поинтересовалась я, понимая, что это – полный бред.

– Со всем! И с тем, что ты святая, и с тем, что ты – агент Рая, и с тем, что ты … – начала перечислять Годвин, загибая пальцы.

– Пофигу! – сказала я, обнимая подушку, – Никакой ролик не поможет. Наша целевая аудитория не смотрит никакие ролики.

– Но если ты проиграешь, он убьет тебя! – возмутился чародей, не понимая, почему я спокойная, как удав.

– Ты договор читал? В день выборов моя душа будет принадлежать Аду. И ничего он мне сделать не сможет! Максимум – отправит на Круги, а там я уже была. Ничего там страшного и сверхъестественного нет. Так что, не поднимая панику! Ты вернешься домой и будешь вспоминать меня, разгребая остатки Башни, в надежде, что что-то уцелело… – ответила я, понимая, что такой исход меня не устраивает, но в случае чего придется смириться.

– Как знаешь! – обиделся Годвин и оставил меня наедине с подушкой. А зря… Снился мне страшный сон. Снился мне подсчет голосов. Я проигрывала с таким отрывом, который ставил под сомнение всю целесообразность выборов. Озверев от такой несправедливости, я бросалась на всех, в надежде, что мне удастся вытрясти из них душу и усиленно занималась агитацией.

Я проснулась, чувствуя себя немного отдохнувшей и чуточку посвежевшей, не смотря на столь гнетущий осадок после дурацкого сна. В доме стояла тишина и темнота. Окна были заколочены досками, что сразу возводило его в ранг декораций для дешевых ужастиков из категории «Группа подростков решила отдохнуть на природе…» или «Машина заглохла на обочине…». Я потянулась и свесила ноги. Ноги почему-то были грязные, словно калоши у работницы свинофермы. Я вздрогнула от неожиданности, когда почувствовала, что босая нога окунулась в холодную воду. Свесившись с кровати, я увидела тазики, кастрюльки и прочую кухонную утварь, до краев наполненную…. Господи, хоть бы это была вода! Я не помню, чтобы столько пила на ночь…

Годвин и экс – правитель мирно спали прямо на полу в очерченном меловом круге. Помнится, точно такой же круг рисовал Хома Брут, чтобы спастись от панночки. Я подошла к кругу, уткнувшись в невидимую стену. Пройдя вдоль невидимой стены, я поняла, что это какая-то магическая защита. Обойдя ее со всех сторон, я разочарованно вздохнула. «Тук-тук! Я в домике!» – сказала совесть, недоумевая, что сподвигло моих соратников оградиться от меня. «Шишки-пышки! Я на передышке!» – ответила я, вспоминая детскую игру в ладки. «Приведите Вия!» – заорала совесть замогильным голосом, вращая глазами.

И тут экс-правитель открыл глаза. Испуганно дернув чародея за рукав, он заорал:

– Изыйди! Изыйди! – заорал наш третий сопартиец, разве что, не осеняя себя крестным знамением.

– Тише! Она уже не спит! – ответил Годвин, убирая защиту.

– Это что еще за новости? – возмутилась я, негодуя от того, что мои сопартийцы решили отгородиться от меня. Годвин встал и приобнял меня, а потом усадил на кровать, чтобы поведать грустную историю. Как только они уснули, чья-то холодная рука сжала горло нашего хвостатого друга. Он перепугался не на шутку, но потом понял, что это всего лишь я. Оказывается, когда все улеглись спать, я решила встать. Твердым шагом я направилась в сторону спящего экс-правителя, схватила его внезапно за горло, и стала требовать, чтобы он отдал мне свою душу. Все списали на усталость и уложили меня в кровать. Через полчаса я снова встала и с примерно с тем же требованием направилась к уснувшему Годвину. Я поспала несколько дней, периодически вставая и требуя души у тех, до кого могла дотянуться. Иногда я становилась в центре комнаты с закрытыми глазами и начинала предвыборную агитацию. Самое интересное, что агитация всегда начиналась со слов: «Говно должно быть с кулаками! Говно суровым быть должно! Чтобы летела шерсть клоками у тех, кто вляпался в говно!». Иногда я подкрадывалась к спящим и орала: «Вы все говно! Говно должно говорить громко!». Однажды я открыла дверь и вышла в лес. Через двадцать минут меня сумели найти. Прямо на полянке, с зажжённым пальцем стояла я, агитируя деревья проголосовать за меня под угрозой тотального геноцида. Когда у кого-то из деревьев возникали вопросы по программе партии, я начинала расписывать им принципы работы деревообрабатывающего станка в подробностях, смакуя детали. Одно из деревьев заплакало. Нервишки не выдержали, и тогда я, мурлыча: «Я в сосновом бору, пил березовый сок…» потребовала, чтобы мне принесли нож и бутылку, мол, сейчас отведаем березового сока с мякотью… Меня уложили спать. В следующий раз я умудрилась вылезти в окно. Я гуляла по лесу и пела. Именно благодаря моему пению, меня и смогли обнаружить. «Я спросил у Ясеня, как спасти любимого? Ясень не ответил мне, качая головой. Я спросил у Тополя….» Пока я не перебрала все известные мне породы деревьев, включая баобаб, задавая им один и тот же вопрос, успокоить меня не удавалось. В итоге я умудрилась поругаться с деревом, которое нарекла Тополем, из-за того, что он молчал как партизан, вместо того, чтобы дать дельный совет в сложной жизненной ситуации.