Альма Либрем - Каена

Парень улыбнулся, вспоминая знакомую, а может, даже и правдивую легенду, а после потрогал свои вполне обычные круглые уши, словно опасаясь, что его из-за худощавости и миловидного лица могут принять за эльфа. Он был ещё совсем юн — но таких принимали в Академию с той же охотой, что и широкоплечих воинов и борцов, что и дворянских детей, в глазах которых благородство сияло так, что видно за версту.

Он бежал от эльфийской границы. Ненавидел всем сердцем Златой Лес, может быть, даже больше, чем седобородый уже Фирхан, и надеялся, что сможет внести свою лепту в вечную битву с человеческими мучителями, с этими прекрасными кошмарами по ту сторону линии разграничения.

Но шагать по дороге, так мирно, так спокойно — это недолгое счастье. Не прошло и минуты, как кто-то грубо толкнул его в спину, пытаясь заставить сойти с дороги — и парень отступил, почувствовав второй тычок. Обернулся — и узрел какого-то огромного, такого высокого и широкоплечего, что сошёл бы за целый дом, парня.

Тот загоготал — и зашагал вперёд, утянув за собой следом целую толпу то ли последователей, то ли жалких прихлебал.

Светловолосый содрогнулся, но не стал спорить и не присоединился к громадной толпе. Плёлся у них за спинами, то и дело нервно поводя плечами, словно надеясь на то, что беспокойство вот-вот немного отступит, и он позволит себе наконец-то вздохнуть спокойно, полноценно, свободно. Лишь бы попасть туда, за высокие белые стены, и судьба его будет предрешена.

Он шагал быстро — чтобы поспеть за толпой, — но всё равно оказался в самом конце, во внешней части огромного круга на широкой белой площади. И белые стены Академии не помогут ему; каждый год набирают ограниченное количество учеников, и если он не успеет — всё. В следующий раз, или, может быть, потом — но только станет ли ему сил и жизни, чтобы дождаться того мгновения? Это вряд ли.

…Из Академии к ним вышло всего трое. На самом деле, большая часть присутствующих была поражена уже тем, как сверкали белизной прекрасные стены, но мрамора мало, чтобы победить эльфов. Всего мало, чтобы победить эльфов. Даже если они не вечны в пределах Златого Леса, как говорил магистр Фирхан, этого всё равно слишком мало, чтобы победить их человеческое бессмертие.

Пока не сгорят деревья — шептали обычно присягу ученики, будь то новички или опытные воины, переступали они впервые порог Академии или возвращались в неё спустя долгое время, чтобы улучшить свои навыки.

Пока не сгорят деревья. Пока золотая пыль не развеется по ветру. Пока эльфийский пепел не обратится в листья и травы.

…Пока из эльфийского пепла не родятся новые эльфы, чтобы начать против них очередную войну.

Все они знали — эльфов не истребить. Все они верили — они смогут. Переступят через байки прошлого и окажутся победителями.

И только один — магистр Фирхан, — отлично понимал, что эльфов может уничтожить только одно существо. Существо, которое нельзя уже величать ни остроухим, ни человеком. Сотканное из чужой крови и ворованного бессмертия. Вечномёртвое, прекрасное, с украденной изумрудной зеленью глаз.

…Магистра Фирхана было отличить просто. Вечное сражение оставило серебристый след на его волосах, выело цвет из бороды, даже глаза — и те казались серыми-серыми, потерявшими свой истинный оттенок. Говорят, он был там; все непроизвольно подались вперёд, желая прикоснуться к живой легенде Академии.

Мечник Миро тоже был им известен. Вечный сподвижник — высокий, широкоплечий, заметный, и светлые волосы, казалось, притягивали солнце. Руки его покрывали шрамы, и там, где отогнулся воротник, можно было увидеть полосы от лезвий чужих мечей. Но его соперники были мертвы, а Миро — жив и здоров.

Третьего никто не знал. Он стоял в длинной тёмной мантии — даже в плаще скорее, вопреки жаре и солнцу, словно не испытывая дискомфорту. Капюшон покрывал его голову, прятал в тени лицо, и мужчина — это они определи по росту и по тому, что пусть и сгорбленные, но широкие плечи и сильные руки выдавали себя, — весь обратился мрачным постаментом. Он больше походил на церковника, опираясь на какой-то посох, и даже на руках его были перчатки — словно и к деревянной палке он не мог прикоснуться голыми руками. Или просто не хотел себя выдавать.

Все они ждали, что он провозгласит вступительную молитву. Что, может быть, благословит их на борьбу — или расскажет что. Но Фирхан договорил, Миро уже формировал пары из тех, между кем и кем будут выбирать, а мужчина в мантии всё так же оставался тенью. Холодной, страшной, пугающей. Ужаснее любого эльфа — остроухие хотя бы казались привлекательными.