Альма Либрем: Каена

Он мог. Мог, разумеется, у Рэна хватило бы силы. Воспользоваться иллюзией, подвластной ему, спустить на них Тварь Туманную — хотя Равенна и умрёт от крови живых Вечных. Люди — другое дело, да и то, она поедала только плохих. Но он знал, что место Каены в Среблённом Лесу, и прятать её от родины было бы глупо. Он чувствовал Дерево, родившееся самым первым — оставшееся для новой расы, как рассказывал тот самый король, безымянным. Но Рэн знал его имя. Знал лучше всего на свете.

— Ты должна быть королевой, родная.

Она только замотала головой.

— Королевой без короля, — добавил тихо Роларэн, чувствуя, как сейчас легка его Вечность.

Шэрра опустилась в кресло совсем рядом и теперь молча смотрела на дочь, будто бы пыталась добавить ещё что-то, но не могла подобрать нужные слова. Боль и холод, окутавшие Каену, можно было почувствовать физически, но что она, что Роларэн делали вид, что ничего такого не случилось.

— Каи… — Рэн погладил её по приглушенно-рыжим волосам, будто бы пытался наконец-то успокоить. — Ты не должна плакать. Ты выйдешь за него замуж — но ты не станешь его женой.

— Папа…

— Когда я обманывал тебя, Каи?

Набатом билась в голове ритуальная фраза.

Вечные не предают.

Каена молчала. Давилась слезами, так похожа теперь на мать… Роларэн не позволял себе вспоминать о том, какая она была в той, в прошлой жизни — они не допустят больше ошибки.

— В далёкой-далёкой стране, — начал он спокойным, тихим голосом, напевно, будто бы пытался своими словами заколдовать дочь, — такой, что до неё ни по небу, ни по суше, ни по морю ни за что не добраться, жил однажды полководец с длинными жемчужными бусами собственных войн. Каждый раз, когда он затевал войну, он брал в руки две жемчужины — чёрную и белую, — и каждый раз, побеждая, белую надевал на длинную нервущуюся нить. Все знали о том, сколько силы у него было — у его армии, у его магии, — и все знали, что эти бусы носила его возлюбленная. День ото дня, год за годом нить становилась всё тяжелее — но у его жены никогда от жемчуга не болела шея. Она носила его с гордостью, с гордостью показывала длинные белые нити. Он нанизывал свои войны на нить раз за разом, и каждый раз выходил победителем, и армии его не знали равных. И каждый раз все спрашивали — что же была за битва, которую он проиграл, что за чёрная бусина таилась посреди всех его белых побед. Ведь ни разу ни один больше король, ни один правитель соседних держав не слышал о том, чтобы войско его повергли, — Каена больше не плакала — смотрела на отца с интересом, но он, казалось, и сам утонул в странной истории. — Но он никогда не отвечал — этот секрет он должен был унести с собою в могилу. Но полководец был ещё молод, у него впереди — длинная-длинная жизнь, и потому молчал о том дне, когда проиграл, и ни с кем ни разу не поделился секретом.

Каена села на кровати, с любопытством глядя на отца.

— И кому же он проиграл, папа?

— Эту бусину, — прошептал Роларэн, — полководец надел самой первой. Ещё до того, как все белые нанизал на нить. Но он никогда не уважал порядок — и потому она постепенно скатывалась к центру бус. Ему нравилось, когда люди полагали это проигрышем в одной из войн. Они не знали, что это на самом деле было…

Каена смотрела на него широко распахнутыми глазами.

— Он говорил своей жене: чтобы белизна была особо видна, должно быть что-то, что будет её оттенять. И он, глядя на чёрную бусину в самом центре своих жемчужных нитей, каждый раз знал, чем всё закончится, когда он проиграет. И потому, каждый раз, глядя на эти нити, он вёл свою армию не проигрывать, а побеждать. Его годы тянулись — и тянутся доселе, — долго. И никто не знает, кому он успел проиграть. А он каждый раз, улыбаясь, повторяет, что проиграл тогда самому себе — и проиграет ещё раз, умирая. Он знает, что нет ничего важнее этой чёрной бусины на фоне белизны. Он знает, что важно победить только в одной битве — с прошлым собой. А всё остальное, — Роларэн наклонился к дочери, — битвы, в которых у тебя обязательно найдутся союзники. Он приурочил чёрную бусину той битве, которую и проиграл, и выиграл однозначно. А во всех остальных войнах за ним стояла армия, а он — вёл её вперёд. Помни об этом, Каена. Помни.

Она кивнула. Слабо, безо всякого осознания. Она и не должна была понять.

Но когда Рэн поднял взгляд на Шэрру, в её глазах блестели слёзы.

Год 158 Среблённого Леса

Когда она ступила под сень Среблённого Леса, казалось, все деревья будто бы потянулись к сверкающему высоко-высоко солнцу. Каена шла впереди — невеста в прекрасном, расшитым белым жемчугом платье. Она сверкала волшебством — и каждое дерево склонялось пред своей будущей королевой, шелестело листьями и осыпало её маленькими крупинками магии.