Наталья Нестерова - Волшебное настроение (сборник)

— Но я, — пробормотал Тоши, — я же видел… чувствовал…

— Конечно, видели, — сочувственно закивал Паланеску, — я ничуть не сомневаюсь. Человеческая фантазия — мощная штука, Тоши-сан. Ее достаточно слегка подтолкнуть в нужном направлении, и она сама напридумывает таких историй… Иногда даже слишком красочных. Ваш бедный друг, видимо, оказался излишне впечатлителен… Мне, правда, очень жаль.

— Мистер Паланеску, — робко начал уже почти убежденный Тоши.

— Иозеф, — улыбнулся официант.

— Иозеф, — повторил Тоши, — но я видел нож… у вас в руках был нож…

— Этот? — спросил Паланеску, вынимая из кармана темную трубку и улыбаясь. — Ну что вы, Самурай, какой же это нож! Это флакон с нюхательной солью, бедняжке Сусанне стало нехорошо, на кухне очень душно. Вы удивительно романтичны для японца. Взгляните.

Он протянул темный предмет на раскрытой ладони. На полпути через стол рука Паланеску сомкнулась на рукояти, и под подбородком у Тоши заплясало сверкающее лезвие.

— Видите ли, — сказал Паланеску, — я никак не могу вам позволить уйти, Самурай. Поверьте, больно будет всего мгновение. Зато потом… — Он обошел стол и встал напротив Тоши, не опуская лезвия, — зато потом вы будете практически неуязвимы. И это будет великолепная, потрясающая история, — продолжил он непонятно. — Он вас очень любил… Ай! — вдруг тихо вскрикнул Паланеску. — Шит. — И выпустил нож, отдернув руку.

Словно от змеи или горячего чайника.

Вылетев из рук Паланеску, нож красиво перевернулся пару раз в воздухе, пролетел мимо Тошиного носа, упал к нему на колени и мягко ткнулся в ладонь, словно живой. Тоши осторожно потрогал его одним пальцем. Нож был теплым и приятным на ощупь. Тоши глубоко вдохнул и обхватил рукоять. Руке было очень удобно и ловко, по телу мгновенно разлилось ощущение полного покоя и уверенности. Словно он всю жизнь пробирался вперед в густом тумане, а сейчас туман вдруг рассеялся и он увидел окружающий мир впервые совершенно отчетливо. Мир переливался гранями и был абсолютно понятен. Мало того, все в этом мире было устроено для его, Тошиной, пользы и удовольствия. В таком мире ни сомнениям, ни неуверенности просто не было места. Для них и подходящего слова-то не было.

«Так, наверное, чувствует себя настоящий самурай, — подумал Тоши. — Тот, который готов умереть каждую секунду». Он крепче сжал рукоятку, и нож снова стал ножом. Даже скорее кинжалом. Самураям положены кинжалы. Тоши погладил светящееся приятным желтым светом лезвие. Теплое. Он перевел взгляд на Паланеску.

— Иозеф, — сказал он, — сядьте, пожалуйста, вон в то кресло.

Паланеску покосился на нож в Тошиных руках, прошел к креслу, сел и уставился в пол.

— Вы мне хотели что-то рассказать, — напомнил Тоши. — Я вас очень внимательно слушаю… Иозеф.

— Я… — прошептал официант глухо, — мне… я вам лучше покажу.

Паланеску вытащил из ящика стола пачку бумаги. Разложил на столе десяток листков. Взял со стола пузырек. Он двигался очень медленно, словно под водой.

— Вторая фракция, — заговорил он сбивчиво, — тяжелая. Легкую мы выпили, тогда, еще вечером, правильно?

— Что-что мы выпили? — удивился Тоши.

— Запах моря, устрицы, шрам на руке… дядюшка… — пояснил Паланеску. — Мы все это выпили.

«Значит, я не псих», — подумал Тоши.

А вслух сказал:

— Допустим. А это тогда что?

— Это не пьют, — поморщился Паланеску. — Это несъедобно. Это чернила. Человек состоит из… легкой фракции, чернил и мяса. Смотрите.

Он взял толстую кисточку, макнул ее в пузырек и резкими движениями разбрызгал чернила по разложенным листкам.

— Что… — начал Тоши и осекся.

Попав на бумагу, черные капли не впитывались. Они продолжали катиться по листам, словно капли ртути, оставляя за собой черные извилистые следы. Иногда одна капля распадалась на несколько, иногда несколько маленьких капель сливались в одну большую, чернильные дорожки становились гуще, сложнее, и потом Тоши вдруг понял, что видит перед собой десяток страниц, мелко исписанных от руки.

«Ли говорил со странным лающим акцентом и всегда, даже сразу после омовения, пах рыбой — потому-то я и решила, что он из Бусана. Когда мы познакомились поближе, оказалось, что запах рыбы — это следствие болезни ног, и он никогда не был за пределами Сеула…»

— Откуда это взялось? Вы решили со мной пошутить… Иозеф? Какая рыба?

— Это история Сусанны, — выдохнул Паланеску. — У любого человека есть история. У нее — такая. Там еще много, в пузырьке. Еще страниц на пятнадцать как минимум.