Фрэнсис Хардинг - Стеклянное лицо

– Ты не посмеешь! – Охваченная яростью, следовательница Требль шагнула к трону. Ее не волновал устремленный в грудь арбалет и смертоносные маятники. – Если ты уничтожишь Каверну, то вместе с ней погибнут и Рудники. Ты сам погибнешь!

– Следовательница Требль, я именно тот, кем ты меня назвала. Я безумец. И все об этом знают. Так что придворные поверят моим угрозам. Рудникам, как я уже сказал, терять нечего. А теперь послушай, что происходит в городе. Я расскажу тебе, кто с кем сражается – и как их остановить. Я даже доставлю им твои послания. Они не отважатся закрыть глаза на наш ультиматум.

– Наш… ультиматум? – Следовательница Требль остановилась в нескольких сантиметрах от раскачивающегося маятника и почувствовала холодное движение воздуха на лице. У ее ног разверзлась пропасть безумия, но иного пути к спасению она не видела.

– Да, наш. Великого дворецкого убили, потому что он не был недоступен. Я собираюсь оставаться в тени. Сегодня я в первый и последний раз сижу на этом троне – и в первый и последний раз лично отдаю приказы. А это значит, что мне потребуется человек, который будет управлять городом за меня и выполнять мои поручения. Ты будешь моим лицом, моим голосом, моими руками.

– Но почему я?

– Потому что тебе знакомо понятие чести и ты как-то выжила с этим при дворе. Потому что ты пришла сюда не для того, чтобы занять трон. Потому что ты продолжаешь давно проигранную битву. И потому что я могу предсказать твои действия. Я знаю, что сейчас ты отправишься в свой кабинет и откроешь пакет с приказами, который я для тебя подготовил.

Требль хотела бы поспорить с Клептомансером, но на самом деле испытала огромное облегчение. Она вдруг поняла, что пришла в зал для аудиенций в отчаянной надежде услышать приказы, которые вернут ее жизни смысл. И она их получила.

После ухода Требль Клептомансер какое-то время еще сидел на троне, тщательно обдумывая ситуацию.

– Да, – сказал он сам себе. – Теперь я вижу, как будут развиваться события. Я сделал правильный выбор. Мой охотничий пес загонит кроликов в норы.

А значит, с этим покончено. Он достиг последней цели и теперь может открыть оставленное себе письмо. Клептомансер достал его из кармана, сломал печать и прочитал.

Если ты читаешь это, значит, у тебя получилось украсть Каверну. Твой большой план увенчался успехом. Наслаждайся плодами своего труда. Возможно, правда, что твой рассудок лежит в руинах и до конца жизни тебе не следует пить Настоящие Вина.

Клептомансер повертел письмо, надеясь отыскать тайные постскриптумы, поднес к свету, потряс, изучил печать – но, кажется, все, что он хотел себе сообщить, заключалось в этих строках. Значит, таков был его план?

Все его махинации внезапно подошли к концу. Клептомансер уставился на письмо невидящим взглядом.

В груди белой розой распускалось осознание.

Разумеется. Вот почему он стал легендарным вором, лучшим из лучших, мастером своего дела. Все это время его целью была Каверна, ужасная, непостижимая Каверна. Пока другие Картографы тщетно вздыхали о красоте ее вероломной географии, он решил завоевать ее хитростью.

Каверна, сама того не понимая, стала его соперницей и целью. Он обвел ее вокруг пальца, сразился с ней – и победил. Она, несомненно, придет в ярость, возненавидит его и попытается уничтожить, но он уже перехитрил ее, и теперь Каверне придется играть по его правилам. В отличие от прежних фаворитов, он стал ее повелителем, а не игрушкой, которую можно выбросить, когда она наскучит.

И все же впервые за десять лет Клептомансер ощутил пустоту в душе. «Я преуспел. Я выиграл. Город мой. И что же я собирался с ним делать?»

Жемчужный свет с каждой ступенькой становился все ярче и ярче. Неверфелл не разрешала себе смотреть вверх, но теперь она ясно различала грязь и ссадины на костяшках пальцев – так ясно, как никогда не позволяли видеть светильники-ловушки. Прохладный свежий воздух пел в ушах.

Вверх, стучало сердце. Вверх, вверх, вверх.

– Здесь нет ловушек… – испуганно произнес кто-то у нее над головой.

Конечно, нет. Откуда им взяться в зеркальной шахте?

– Они нам не нужны! – крикнула Неверфелл, голос жестяным эхом отразился от стен. – Они нам больше не понадобятся! Теперь мы можем дышать без них!

Неверфелл снова и снова наполняла легкие свежим воздухом, чувствуя, как они расправляются, в груди покалывало, лицо горело.

Затем сверху донесся странный звук – поток серебряных нот, завершившийся пронзительным присвистом.