Александр Змушко - Под ногами троллей

Давным-давно приток Быстроватой размыл на кладбище небольшой овражек. Но однажды река изменила своё русло, вальяжно перекинувшись на соседние холмы: поговаривали, что это Повелитель Моря так тряхнул своими владениями, что холмы и горы поменялись местами. Овраг высох и зарос ежевикой. Вот этот-то овраг, у подножия величественных каменных статуй, и прозвали Могилой Тролля. Летом там здорово было прятаться в жару. К тому же ягода на его склонах росла крупная, невероятно вкусная — и, главное, её было много — мало кто из городских детишек осмеливался забредать на Погост.

А ночью, говорят, у Статуи Тролля собиралась всякая нечисть; но Аррен-то знала точно, что единственной нечистью, перекусывающей у ног громадины была она сама с Къертаром. На Кладбище она забрела давным-давно, когда от обиды хотелось умереть. Мать выгнала её из дому за грязные руки за столом, и помниться, она подумала: «Вот сожрут меня тролли, значит, так и надо!». Ей представлялись страшные, согбенные фигуры, выползающие из-под земли, с глазами, зелёными и большими, как плошки. Или красными, как уголья. Как они разберут, растащат её на косточки, и будут глодать в своих подземных жилищах — мёртвые, что поджидают возвращения живых.

Впрочем, тролли её не утащили — зато на обратном пути она подралась с ватагой мальчишек с Кривого переулка — и познакомилась с Къертаром. Так что день, который начинался так паршиво, оказался одним из лучших в её жизни.

Какой чепухой казались ей былые страхи!

Погост, заросший колючими кустами и высокой, по грудь, травой — был самым безопасным местом на свете, где они с Къертаром нередко играли в прятки, или в троллей и рыцарей, или в пиратов и торговцев.

А теперь, и вправду, пришла война.

И Къертар ждал, ждал её в овраге.

Ждал на кладбище, куда должны были придти тролли.

Те самые ужасные тролли, которыми пугали детишек уже последние две сотни лет.

И он торчит там по её милости — ведь должны были встретиться ещё утром, чтобы обследовать подземный лаз, недавно открывшийся после обвала — а затем отправиться на Праздник — вместе. Наверняка решил, что что-то её задержало, и сидит на краю оврага с ежевикой, чертыхаясь и болтая ногами.

Злой, голодный — но такой великодушный…

Боже, какая же она дура — ненавистная себе самой дура! Они давно могли бы быть на Пристани, заперлись бы в Общинном Доме, а весть Королям наверняка отправлена, и корабли из Гавани уже выплыли. Им бы только чуток продержаться, самую малость — Бельк с ополчением задержат троллей…

Но ещё не случилось ничего страшного.

Она ещё может, может, должна спасти его! Непременно спасёт.

Главное, добежать, добраться, быстрее…

И тогда они вернутся в город — и Короли, конечно же, пришлют дружину…

Несподручно бежать и плакать — но её щёки были мокрыми от слёз.

Она сбила все ноги — по утоптанной пыльной дороге. Но вот дорога, словно река, измельчала и превратилась в тропку — теперь она неслась по сухой траве, порой наступая на колючки или острые камни, ноги болели, и, казалось, даже распухли, ей не хватало воздуха, лёгкие горели.

Время словно размылось.

Кругом трава, трава — и небо.

И страшное чувство, что она уже опоздала.

Ей казалось, она сошла с ума — сколько она уже бежит?

Образы из прошлого наплывали один за другим:

— А ты, значит, Аррен, — сказал мальчишка, усыпанный веснушками, как Король Бранд — драгоценными камнями (Аррен однажды видела его, на Церемонии Владения Островами, когда ей было восемь лет). — Здорово ты их отлупила. Смотри-ка, улепётывают!

Она буркнула что-то в ответ.

Дорога удлинялась, была бесконечной.

Холмы медленно отдалялись, а Погост приближался — но медленно, как медленно!

— Не слушай их, — серьёзно сказал Къертар. — Дураки на мельницах глупости чепуху языками мелют.

— Все так говорят, — беспомощно сказала Аррен.

— Все и дураки, — твёрдо заключил он.

А затем мысли, воспоминания ушли — только муторный, тошнотворный бег по равнине, когда сердце подскакивает у горла, и кажется, вот-вот разорвётся. Солнце то скрывалось за облаками, то выглядывало, превращая пыльную дорогу в золотой расплав.

Она бежала, и отчаяние гналось за ней по пятам — если не успеет, то больше некуда будет ей успевать. Она не могла бы остановиться ни на мгновение — ноги словно сами знали, что делать — и несли её вперёд. И вот, наконец, она вбежала в тень. Тень была глубокой и прохладной. Поросшие травой склоны заслоняли солнце.