Сергей Плотников - Баронет [СИ]

Насчёт дороги по ту сторону пограничной черты — это я угадал. От внешних ворот заставы-форта вдаль тянулась обычная грунтовка, в меру разбитая и по-зимнему грязная. А так — пейзаж не особо и изменился: ржаво-зелёные, заросшие прибитой холодами и осадками к земле травой обочины, от которых тянет силосом; серо-коричневая стена не особо густого леса, в котором тёмно-зелёными пятнами проступают сосны и ели. И блёкло-синее, совсем не летнее, небо над головой. Зимнее солнце светит ярко, а вот греет откровенно плохо: хлюпает вода под копытами химер, меж лесными стволами клубится жидкий, прозрачный туман, а в тени особенно густых ёлок и вовсе лежат кучки серого, ноздреватого снега. Точно такого же цвета немедленно стала и шёрстка на ногах моей Вспышки. Ещё один повод не срывать лошадку в галоп — тогда в цвета местной зимы очень быстро окрашусь и я. Вот, кстати…

Я обернулся к отставшей на полтора конских корпуса спутнице — и хмыкнул. Вот уж правильно говорят: танки грязи не боятся. Копыта тяжело бронированной и дополнительно нагруженной Милки на каждом шаге во все стороны расплёскивали вязкую гадость, так сказать «дорожного покрытия» , словно воду. Н-да. Пожалуй, дорожные разговоры стоит отложить как минимум до королевского тракта. Есть слабая надежда, что хотя бы та дорога будет напоминать именно что дорогу, а не мелкое и, что греха таить, неприятно попахивающее болото. Даже воняющее, скорее… Сильно воняющее!

…Это оказалась не дорога. В смысле — источником запаха было не месиво под ногами химер, а то, что было впереди. Грунтовка вильнула — и деревья вдоль обочин неожиданно расступились, открывая вид на… на… Блин. С чем сравнить-то? Наверное, если бы существовало специальное кривое зеркало, искажающее не пропорции отражения, а его суть, то именно так выглядел бы в нём буквально пятнадцать минут назад покинутый форт республики. Ворота и стены — да. Но вместо каменного монолита небольшой, но грозной твердыни — почерневшие, покосившиеся вкривь и вкось брёвна частокола и несколько жердей, чисто символически обозначающие створ для въезда. Створки тоже есть — из трухлявой даже на вид, сочащейся влагой неподъёмной доски, и, похоже навсегда вросшие в открытом состоянии в землю у обочин. А за «стенами»…

Не знаю, как у местных жителей получилось добиться подобного эффекта, но грязевая лента дороги внутри словно разливалась по сторонам, в середине своей превращаясь в совсем уже непролазную хлябь с лужами. В лужах неспешно копошилась тройка грязных по самые кончики ушей свиней и с десяток на удивление практически чистых гусей. Разумная жизнь центральную часть «площади» благоразумно огибала, сосредотачивая своё присутствие по краям, у там и сям криво натыканных изб — таких же чёрных и скособоченных, как и частокол. Стоп, я сказал «разумная»? Кажется, поторопился.

Строения внутри неровного круга кое-как заточенных сверху брёвен образовывали свою окружность — ещё более кривую. Малые пародии на избы, похоже, являлись вроде как жилыми домами — из каменных труб поднимался дым, крохотные слепые окна иногда поблёскивали тусклыми поверхностями грязных стёкол. А вот большие… Одно… одна… один большой лабаз со скошенной крышей оказался таверной — прибитую над притолокой подкову я разглядел после того, как из-за двери выпали два цепляющихся друг за друга и за керамическую бутыль вдупель пьяных тела. Не став заморачиваться соблюдением приличий и элементарной гигиены, эти двое стали орошать стену прямо рядом с порогом скопившимися в организме излишками жидкости. При этом раскачиваясь, словно невидимый ветер так и норовил сбить их с ног.

Если кто думает, что на подобную сцену кто-то из здешних жителей обратил внимание или, паче чаяния, одёрнул — вотще. Внутри не такой уж всё-таки и большой территории бесцельно шлялись или занимались своими делами человек этак с двадцать одновременно — и хоть бы один голову повернул. Откуда-то до меня и остановившейся рядом Маши долетало мычание, из ближайшей избы слышались женские взвизги и смех то ли на два, то ли на три голоса, вдали плакал ребенок, лаяла собака…

— То самое Торжище, про которое нас предупреждали, — наконец дошло до меня. Уж больно открывшаяся картина поразила до глубины души своей сюрреалистичной целостностью. Надо признать — редко я видел подобные зрелища, а за последние полгода — вообще ни разу. Теперь, когда пронзительность пейзажа уже не так сильно резала взгляд (и нос, о боже! Как они тут живут?!), я стал замечать сначала пропущенные детали. Например, парочка пьяниц у стены трактира несла на себе Печати республики, причем не рабские, а гражданские. Ещё одна Печать проглядывала через стены ближнего сарая — судя по всему, поставленная на ездовую химеру. Да и из дома с веселящимися шлюхами (ну а кем ещё?) ритмично, но едва заметно мерцало призрачно-зелёным. А вот у занятых делами местных Печатей как раз не было. В общем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем тут живут.