Александр Никоноров - Станция спасенных грез [СИ]

Поезд захлопнул двери и с фырканьем тронулся с места.

Я проводил его привычным взглядом, как делал это сотни раз, стоя прямо здесь вместе с дядей Колей.

С дядей Колей... Который не встретил меня и не помахал рукой.

Сторожка выглядела все такой же заброшенной, будто в ней никто не жил со времен войны, и только покосившиеся подсолнухи и неизменные люпины хоть как-то скрашивали унылый вид. Я встал на цыпочки, чтобы разглядеть постройку получше.

- Не смотри, - с неохотой сказал дед. - Слег дядя Коля.

- Как слег? - испугался я.

- Хворает что-то последние дни. Наверное, скоро того...

Я нахмурился. Вот так сразу - и неприятное известие. И тут же куда-то улетучилось настроение... Мы общались не так часто, только летом, но было жаль дядю Колю. Один из самых удивительных людей, что я встречал. Добрый и... Как книга. Смотритель знал множество историй - одна чуднее другой, - и мне никогда не было с ним скучно. По вечерам я приходил на платформу, и дядя Коля покидал сторожку, чтобы поболтать со мной и угостить новым рассказом. Разве мог я принять известие деда спокойно?

- Дед, давай навестим его, а?

- Айда уж сперва бабушке покажемся.

- Де-е-ед, ну пожалуйста...

Он поколебался, словно не хотел идти, но все-таки согласился. Мы прошли по небольшому переходу через рельсы и спустились по разбитым ступенькам, которые крошились прямо под ногами. Под шелест листьев и стук спотыкающейся на кочках тележки подошли к сторожке. Умывальник меланхолично кивал, будто подтверждал слова дедушки. Дверь была приоткрыта. Дед постучал.

- Матвеич, ты? - хрипло спросили по ту сторону.

- Я, я. Да не один!

- С Санькой, никак?! - дядя Коля явно оживился.

Дед ухмыльнулся.

- Никак.

- Да заходите давайте! Видишь... - предложение потонуло в приступе хриплого кашля.

Дверь жалобно застонала, когда я потянул ее на себя. В сторожке был очень спертый горячий воздух. Единственное окно было закрыто, а в чугунной печке бойко потрескивали дрова. Дядя Коля лежал на койке и громко дышал; усы его колыхались, будто рожь на ветру. На нем был неизменный коричневый "пинжачок" (так смотритель называл свой видавший виды пиджак) в рубчик, а под ним - вылинявшая тельняшка. Из-под покрывала торчали штопанные-перештопанные брюки. Старый матрас давно требовал стирки. Повсюду царил беспорядок, тумбочка у изголовья койки грязная, чайник на самом краю и вот-вот упадет, ящики задвинуты кое-как, на столе старый дисковый телефон и зачерствевшая буханка хлеба. Под столом - миска с молоком и черные следы маленьких лапок, оставленные землей.

- Здравствуй, дядь Коль, - осторожно сказал я, боясь навредить ему.

- Здорова, Санька!

Смотритель на удивление бодро сел и буквально выстрелил в мою сторону ладонью, словно гарпуном. Пожал - крепко и долго. Я вложил в рукопожатие все облегчение от того, что дядя Коля в порядке и умирать совсем не собирается. Наоборот, он выглядел обрадованным, и его настроение передалось мне.

- Как поживаешь? - выдохнул я. - Дед говорит, ты приболел?

Смотритель махнул рукой.

- Ай, все хорошо!

Дедушка хмыкнул, но промолчал.

- А горло чего? - не унимался я. - Болит?

Меня удивил охрипший голос, пришедший на смену мягкому, спокойному, чуть насмешливому тону человека, который всегда был уверен в себе и как будто чувствовал собственное превосходство над остальными. Или хранил какую-то тайну.

- Чего только не болит, - дядя Коля неуверенно улыбнулся. - Но разве это помешает рассказать тебе парочку историй?

Я почувствовал трепет в груди. Многое из рассказанного я помню по сей день.

Дедушка распахнул окно.

- Совсем с ума сошел. Разве можно держать болезнь запертой? Эдак и не вылечишься никогда, деятель!

Дядя Коля пожал плечами.

Вместе со свежим воздухом в сторожку влетели и лучи солнца - пробиться через пыльное окно им было трудно. Наверное, из-за контраста освещения лицо смотрителя показалось бледным, как будто истерлось от времени. Глубоко посаженные глаза, некогда яркие, загибающийся книзу нос, выступающие скулы, косматая голова и усы как у моржа. Именно таким я его и запомнил. Он был похож на... Осторожного хищника, который разглядывал тебя, но совершенно не собирался нападать. И тогда я увидел, как же сильно он постарел. Живые глаза потеряли остроту, будто камень, омываемый прибоем. И лицо замылилось, что ли... Будто пелена. Но не как тень на лице у дедушки, а словно карандашная надпись, не до конца стертая ластиком.

- А ты все еще в книгах живешь? - этот знающий пронзительный взгляд .