Александр Никоноров - Станция спасенных грез [СИ]

Мечта против его жизни и защиты всей Дымчатой. Он уже не тот, но он оказывает хоть какое-то сопротивление. Погибнуть сейчас или дать себе шанс с надеждой вернуть утраченное, оставив кого-то без мечты? Он сделал свой выбор.

Он не умрет.

Очень странные глаза

01 июня.

Я долго думал, с чего начать повествование. Перейти сразу к тем ужасным событиям, которые навсегда изменили мою жизнь, или же сперва рассказать предысторию. Ведь читатели не поймут, как я стал тем, кто не похож на обыкновенного подростка. Им будут непонятны Едоки или Пожиратели. Они будут спрашивать, что такое фанталь, почему деревня называется "Дымчатой"; они удивятся, почему я плачу, вспоминая тех или иных людей. Нет, без предыстории это все потеряет смысл.

А начать следовало бы так:

"Это лето обещало быть особенным. У меня было предчувствие с самого начала". Да, как-то так было бы написано в моем дневнике, имей я привычку вести его. А еще там было бы что-то вроде этого:

"Меня зовут Саша, но лучше - Оул. И я обожаю читать. Всегда мучаюсь в ожидании лета. Приехать к бабушке с дедушкой, забраться на любимый чердак, включить фонарь, налить большую кружку сладкого какао, устроиться в мягком кресле и читать, читать, читать.

Впереди меня ждут невероятные приключения на просторах десятков миров! Я вовремя спохватился и заранее разузнал список литературы, которую нужно прочитать за лето, и одолел все в течение учебного года. Теперь в моем распоряжении несколько новеньких книжек и парочка старых, но горячо любимых (никак не связанных со школой). Долой скуку, долой занудство! Только магия, чудные миры и фантастические существа. Все то, без чего я не могу. И по чему безумно соскучился.

Поэтому надо ли пояснять, что я - тот странный парень, который любит проводить лето в глухой деревне. Это настоящая дыра, тут даже сотовая связь не ловится! Зато здесь живут мои ро-ро, а я - у них. Да, ро-ро. Не смейтесь, но именно так я называю бабушку и дедушку (производное от "родители родителя", в данном случае - мамины). Так короче. Дед не удивляется, когда встречает меня на станции с тяжелым рюкзаком и спортивной сумкой. Он знает, что основной мой груз - это книги. И несмотря на то, что их домик расположен всего-то в трех минутах ходьбы от платформы, дедушка неизменно встречает меня, а рядом с ним, словно преданный пес, стоит тележка и ждет, когда я сгружу на нее часть вещей. "Куда такую тяжесть, Сашк!" - ворчит дед и недовольно мотает головой, пряча улыбку. Его голос как раскачивающееся дерево. Да и сам дедушка напоминает крепкий вяз, который сделали похожим на человека. Высокий, с длинными сильными руками, с жестким серьезным лицом и внимательными глазами.

А еще возле платформы, прямо у самых ступенек, стоит косая-прекосая сторожка с ветхим дровником, а перед ними, подобно сторожам, высятся пара подсолнухов, несколько кустов смородины и люпины - стройные и красивые цветы с фиолетовыми лепестками, они еще очень красиво цветут в июне. Ой, что за тавтология - "цветы фиолетового цвета"?.. Ну, все равно этот дневник существует только для меня. Думаю, я могу допустить такую вольность? Кстати, без бабушки сторожка выглядела бы одиноко и неприветливо - именно бабуля настояла на том, чтобы посадить вокруг хоть что-нибудь. Дядя Коля, наш станционный смотритель, не возражал. Живет он в сторожке и к желанию бабушки облагородить территорию отнесся положительно. На самом деле, дядя Коля давно уже никакой не дядя. Наверное, даже старше дедушки. Но все привыкли звать его дядей, да и сам он неустанно твердит, чтобы к нему обращались только так и никак иначе. Говорит, мол, от этого старость приходит медленнее. Если честно, он немножечко чудаковатый. Наверное, потому с ним мало кто дружит. Даже когда в деревне жило гораздо больше народа. С ро-ро дядя Коля общается потому, что их дом находится к сторожке ближе всех, и иногда смотритель приходит, чтобы помыться в бане, попить чаю, поиграть с дедом в домино или просто поговорить, вяло передвигая по доске шахматные фигуры...

Нет, слишком много букв".

Запись вышла бы настолько длинной, что мне не хватило бы терпения дописать ее до конца. Потому-то мой дневник всегда был воображаемым. Он всплывал раза два-три в неделю, чтобы впитать в себя новую запись. Странная особенность моего разума. Я помнил все "записи", от и до. Это не было хорошей памятью. Скорее - неугасаемым хранилищем, доступ к которому я имел всегда. До того памятного лета описания моей поездки были одинаковы. Вы сами поймете тот момент, когда все пошло не так.