Вадим Степанов (СИ) - По следам мечты [СИ]

- Это же кошмар какой-то, - возмутилась Саша и бросила в меня распечаткой. - Как ты можешь писать эту мерзость. Да еще с такими деталями. Ты словно сам там участвовал.

- В какой-то степени - да, - сказал я, закуривая.

- Это в какой же? Шмелем был или Андреем? На Гришу ты не похож.

- Я на крыльце стоял и все видел.

- Хм, - задумалась Саша. - И что, много там такого, что ты просто видел?

- Больше половины.

- Крадешь чужие истории?

- Добавляю к своим.

Саша подняла брошенные страницы и снова углубилась в чтение.

- А Наташа была? - спросила она, не отрываясь от текста.

- Конечно, была.

- Да уж, - глубокомысленно заметила моя первая читательница и больше не проронила ни слова.

Вот странно, я совсем не чувствовал неловкости. Я не искал выражений лица, не выпрашивал эмоций. Я смотрел не на Сашу, которая читала мой первый роман, а на девушку, с которой не расставался уже три дня. На любимую девушку. Может быть, я такой-то автор, что личное счастье мне дороже счастья творческого? Другие рушат все вокруг ради желания высказаться. Я не такой. Наверно у меня просто атрофия тщеславия, иначе, почему я ничего не чувствую, когда она ругает мои слова. Вернее чувствую, но не досаду или обиду, я чувствую радость. Радость оттого, что она прикоснулась к чему-то очень близкому мне, чему-то живому. Словно она пальцами гладила мое сердце, не метафорически, а вот буквально: касаясь кожей противного, скользкого органа, чье предназначение - насос, гоняющей горячую кровь по венам. Странное было чувство, но приятное. Никому я так не доверял, и в этом было какое-то волшебство. Магическим образом я потерял способность бояться, и вместе с тем, приобрел ощущение всемогущества. Словно я даже умею летать. Может быть, как раз из-за этой мысли в первую очередь, я перестал выходить на крышу. Впрочем, еще и потому, что звезды мне были уже не нужны, все самое красивое ютилось под крышей.

- Почему так плохо видно текст? - раздраженно бросила Саша, не отрываясь от текста.

- Мне его распечатывали на матричном принтере.

Да, целая история была с этой распечаткой. Оказалось, что в моем районе совершенно негде было этого сделать. Пришлось обежать кучу разных околопечатных контор, чтобы в конечном итоге выйти на какую-то замшелую копировальню, где единственным работающим принтером был старый матричный "эриксон". К концу своих поисков я вообще стал сомневаться, что мне все это нужно. Никто уже не работает с бумагой, все заменили файлы. Но то ли я старой школы, то ли просто люблю весь этот антураж. Рукопись не может быть электронной, хватит с нее и того, что она распечатка. К тому же, так приятнее читать, править текст, и делиться с неблагодарными своим великим творением. И потом, всегда же есть возможность, что мир поглотить цифровая саранча, уничтожающая всю информацию на всех носителях. А вот рукопись, тем более распечатанную на матричным принтере, она не тронет - побрезгует. Естественно, существует и еще одна возможность наследить в вечности - опубликоваться. Но мне, как и большинству начинающих авторов, это кажется даже большей фантастикой, чем цифровая саранча.

И без перехода.

Она сидела в изголовье постели, прислонившись к стене, и читала меня - мой роман. Третий день, я задавал себе один и тот же вопрос: как получилось, что в ту ночь звезды сыграли за мою команду. Нет-нет, я все знаю, случай, судьба, предопределенность, Бог. И все же, так совпало, когда я почувствовал себя совершено одиноким - вдруг появилась она. Саша мне все объяснила и все рассказала, уже потом, когда мы раздетые встречали рассвет, когда сквозь жаркие объятья и поцелуи мы вернулись в реальность. Она начала говорить, больше того, что говорила раньше, эмоциональнее, чем всегда. А я слушал, переживал, поддакивал, но в какой-то момент, признаюсь честно, понял, что остаюсь совершенно глухим к ее трагедии. Сложно сопереживать чужой драме, когда ты счастлив. Я помню хорошо этот момент, уже было сказано много - достаточно, и мы молча курили у открытого окна, вдыхая вместе с едким дымом прохладу утра. Это был пьянящий воздушный коктейль, который мы пили на барной стойке старого подоконника, озаренного отблесками глупой вывески "шанс", мигающей на той стороне улицы.

В ту ночь она не задержалась у Сокола в гостях. Когда я ушел, а ее прынц раздухарился окончательно, найдя благодарные уши человека с нетвердой политической позицией, Саша решила, что ей незачем оставаться на этом празднике жизни и решила покинуть его по-английски. Денис, очевидно, заметил пропажу не сразу, что послужило дополнительным поводом для Саши задуматься об их отношениях. Она дождалась жениха дома и высказала ему все, что думает про их совместную будущую жизнь, выражая явное сомнение в ее успешности. Жениху бы спокойно выслушать и утром загладить свою оплошность, но вместо этого он устроил Саше сцену ревности, припоминая ей не только меня, но и Сокола. Пожалуй, последнее и стало той каплей, что переполнило ее чашу терпения. Наверно, она бы с пониманием отнеслась к обвинению в общении со мной, но Сокола она ему простить не смогла. Похоже, этим он воскресил какие-то старые обиды, и обычная буря превратилась во всеразрушающий шторм. Было много слез, много сказанных лишних слов, а в конце - хлопнувшая громко дверь и обещание Дениса больше никогда не возвращаться. Дальше террор продолжила мама. Не успели стихнуть шаги бывшего жениха в подъезде, как она уже начала отчитывать дочь.