Андрей Бударов: Трещина

— Заболтался я с тобой, парень. Пойду завтрак соберу на стол.

— Ага. А я ещё поколю.

В избе стоял здоровый молодецкий храп. Три человека спали. Бирюк открыл заслонку и заглянул в печь. Там в глиняном горшке румянилась бугристой корочкой каша. Дух от неё шёл сытный, вкусный. Пища для настоящих мужчин. Бирюк поставил заслонку на место — пусть каша томится дальше.

Дрова в печи прогорели, угли сонно помаргивали красными очами, и чтобы тепло зря не уходило в трубу, Бирюк закрыл вьюшку.

— Утро доброе, — сказал парень с печи. Он был самый младший в отряде. Такой же русоволосый, как Раздайбеда, только лицо ýже, подбородок острее.

— Доброе, — отозвался Бирюк. — Как звать тебя?

— Кутяйкой кличут. А где наш-то?

— Раздайбеда? Во дворе, дрова колет.

— Вот неймётся ему…

— Ты лучше скажи, Кутяйка, с чем пожаловали ко мне? Нечасто гости приходят на ночь глядя.

— Да охотимся мы за преступниками злыми. Убёгли они в болото ваше, ещё год назад, а мы следом идём.

— За год-то любой след остынет.

— Ничего, наш и по остывшему идёт будь здоров!

— Помолчал бы ты, Кутяйка, — сказал воин, лежащий на лавке. В чёрной бороде блеснули зубы, белые как свежий снег. — Не твоего ума дело, как он нас ведёт. Главное, что приводит куда надо.

— А что за преступники такие? Не те ли, которые год назад приходили?

— Те! — выдохнул Кутейка. — А какие они?

— Один высокий, выше вот тебя, — кивнул Бирюк чернобородому, — только в плечах шире. На лавке не поместился, спал прям на полу. Второй — поменьше, конечно. Гибкий как лоза, но стержень — стальной. Такого не переломишь. А так — люди как люди. Что натворили?

— Один — палач! — распахнул глаза Кутейка. — Топором муху напополам рубил — взлететь не успевала.

— И что, много мух нарубил? — усмехнулся Бирюк в широкую бороду.

— Да людей больше, — сказал чернобородый с лавки. — Кого прикажут — тому голову с плеч.

— А приказывал кто?

— Царь наш приказывал.

— И что же?

— Сменился царь. Тот умер, а сын его лютовать начал. Что ни день, то новая казнь.

— И брата своего не пожалел, родную кровь, — сделал страшные глаза Кутейка. — Да только палач не стал царскую родню рубить. Сбежал с ним вместе.

— А за что ж брата своего?

— За то, что хотел поднять бунт против царя.

— Я смотрю, и вам этот царь не больно люб.

— Люб не люб, да царь. Если каждый будет ставить на трон того царя, которого хочет, так все со всеми передерутся. Нет уж — даден царь от бога, пусть правит.

— Пусть правит, — оно, конечно, дело полезное.

— Ты что, смеёшься над нами?

— Да что ты! Как можно, — уверил Бирюк. — Давай завтракать лучше. Сами вставайте да будите засоню вашего.

— Откуда ты знаешь, как его зовут? — встрепенулся Кутейка.

— Да тут и знать не надо. Посмотрел — и всё понял.

— Понятливый какой… — пробормотал чернобородый, поднимаясь с лавки. В полумраке избы сверкнули побрякушки, которыми была обвешена его кожаная одежда. Бирюк разглядел медную цепь на шее, стальную волчью голову у пояса, оловянные бляхи на локтях.

Кутейка завозился-завозился на печи, слез вниз, качнув плечом травные связки. Посыпалась мелкая труха. Чернобородый глянул Кутейке в глаза и кивнул на печь.

— Да проснулся он, — отмахнулся Катейка. — Только любит бока отлёживать.

Засоня высунул кудлатую голову с печки и хриплым спросонья голосом спросил:

— Вы обо мне?

— Слезай, — сказал ему чернобородый. — Пока не стащили.

Засоня сладко зевнул, потянулся и что-то проурчал.

Бирюк вытащил из печи горшок с кашей, поставил его на стол. По всей избе пошёл манящий дух вкусного мясного варева. Засоня вздохнул раз-другой, да решил слезать с печи. Бирюк сказал:

— Пойду Раздайбеду вашего звать.

Раздайбеда таскал охапками дрова в поленницу, и Бирюк стал ему помогать. Вдвоём они справились быстро. Бирюк вынес воды из сеней, чтобы умыться. Раздайбеда согнулся, подставил руки. Вымыв ладони, он показал на шею и передёрнулся, когда холодная вода полилась ему на загривок.

— Вопрос у меня к тебе, отец, — сказал Раздайбеда, входя в избу. — Посмотрел я — со всех сторон дома поленница. И высоко так. Только окна да дверь торчат. А где ты столько дерева на болоте берёшь?

— Так ведь, парень, колдун я.

— Да ты что? — изумился Кутяйка. — Прям настоящий колдун?

— Прям настоящий.

— И что, деревья сам наколдовал? — тряхнул русой чёлкой Раздайбеда. — Что ж ты сразу дрова не колдуешь?

— Эх, парень. Не всё мне подвластно. Я ж над людьми колдую, не над деревьями. И люди в плату приносят мне кто еды, кто одёжи, а кто дерева. А иной раз я и сам схожу за брёвнышком-другим.