Марина Аэзида - Красные Холмы [СИ]

— Ты кто такой будешь, а? — проскрипел вопрос.

— Я… норо.

— Норо?

— Яноро. Тшилабу ищу.

— Ну, нашел. Чего надо?

— Ты, говорят… мудрая. Все можешь.

— Ай не ври! Знаю я, чего болтают. Якобы сама нечисть и с нечистью якшаюсь.

Она, повизгивая, засмеялась. Яноро вздрогнул и закрыл уши руками.

— Эй, дорогой, ты чего это дергаешься? — спросила она, понизив голос. — Никак громко? Слепыш что ли?

Ну вот, она сама заговорила о том, что его волнует.

— Слепой, матушка. За тем и пришел. Говорят, любой недуг исцелить можешь. А в долгу не останусь, монеты есть, — в подтверждение он нащупал на поясе изрядно отощавший за полгода кошель.

— Хей, да погоди ты о монетах. Сначала глянуть надо.

Сморщенная, неприятная рука коснулась его век. А дальше — боль. Будто глаза выжгли. Он взвыл, старуха тут же отстранилась и проскрежетала:

— Ой, милый, не по мне задачка-то. Не я забирала, не мне отдавать…

— Как же быть?! Подскажи, — взмолился Яноро. — Мне нужно видеть!

— Нужно ли?

— Очень! Все монеты отдам. Только скажи, как прозреть.

— Прозреть, милый, ты сам можешь, если захочешь. Тут тебе никто не помощник, и глаза для этого не нужны. Некоторые, знаешь ли, смотрят, но не видят… Другие видят, но им не нравится, что. И тем, и этим лучше слепцами ходить.

— Не понимаю… Я просто хочу видеть. Тебя, себя, жену, детей и всех остальных. Не черноту.

— Кто забрал-то? — вздохнув, спросила Тшилаба.

— Не знаю… В Красных холмах то было. Она девчонкой казалась, вот только рожки…

— Хозяйка холмов, — припечатала старуха. — Имя ее узнай, тогда приказать сможешь, но только один раз. Прикажешь глаза вернуть — вернет.

— Как имя узнать? Ты его знаешь?

— Я — нет. А ты узнаешь, коли захочешь. Ее травы слушай и ее тварей. Все они имя знают и его поют. Там, в холмах. Только слышать нужно. Ну, да это ты умеешь. Видеть не умеешь, а слышать — это да. Ступай туда. Не ешь, не пей и не спи, пока не услышишь. А потом назови имя и прикажи.

— Спасибо, мудрая Тшилаба, — он полез в кошель. — Монеты обещал, так отдам. Если хочешь, хоть все!

— Э, нет. За это монет не возьму. А вот если совета желаешь, за него плати. Он чего-то да стоит.

Яноро выгреб пять медяков и протянул старухе.

— Хватит?

— Сколько дал, столько дал. Совет скажу. Только спрошу сначала. А ты честно ответь. Не мне — себе. Плохо без глаз живется?

— Не плохо. Но может быть и лучше.

— Может — не значит будет. Не ходи ты в холмы. Не проси и не приказывай. С нечистью лучше не говорить тем, кто говорить с ней не умеет. Ты уж поверь, драгоценный мой. Награбленное никогда твоим добром не станет.

— Почему же награбленное? У нас договор с ней был, теперь другой будет.

— Ой не будет, милок, ой, не будет. Когда ты у крестьянина овес за медяки покупаешь — то договор. Когда ты ему клинок к горлу приставляешь — то разбой.

— Спасибо тебе, мудрая, за совет, — пробурчал Яноро.

Он пожалел о потраченных медяках, но тут же вспомнил, что Тшилаба все-таки ответила, как стребовать свое с нечистой девки.

— Подскажи, как напрямки из леса выбраться? До Рдянок мне нужно.

Старуха схватила его за плечи, несколько раз прокрутила и подтолкнула в спину.

— А теперь иди да никуда не сворачивай. Еще солнце не зайдет, а выберешься.

Илонка весь день не находила себе места, думая, где Яноро. Песни не пелись и шелк не ткался.

Она всегда просыпалась раньше мужа. Готовила ему еду, провожала в мастерскую. Неужели в этот раз не услышала, как ушел? А что если с ним что-то случилось? Что если он ушел ночью… к полюбовнице?

Вот и солнце зашло, а на глазах Илонки выступили слезы. Пальцы дрожали. Пойти спросить, не видел ли кто мужа? Пусть стыдно — лучше так, чем мучиться в неведении.

Она почти решилась, но тут открылась дверь. На пороге стоял он. Илонка всхлипнула, но плач сдержала. Подошла, провела рукой по смоляным волосам, припала к груди.

— Ты… Милый мой. Вернулся.

Яноро уткнулся ей в шею, с шумом втянул воздух и с такой страстью прижался, что Илонка поняла: не был он ни у какой полюбовницы. Скорее, уходил по своим, мужским, делам. Может, кому из приятелей помощь понадобилась. Да мало ли у них, мужчин, дел — не чета женским.

— Родная моя, — произнес он. — Я сказать тебе должен…

— Что? — Илонка вздрогнула от его голоса, такой он был тревожный.

— Уеду я завтра. Дня на три. До сестры отправлюсь. Да ты не волнуйся. Зато с подарком вернусь.

Не нужно ей никаких подарков! Ничего не нужно. Лишь бы он рядом был. Лишь бы ничего ему не грозило, а в пути всякое случиться может. Нет, она не должна его отпускать, слишком страшно…