Шеннон Чакраборти - Латунный город [litres]

Али прочистил горло.

– Мир твоему дому, ахи.

– Ализейд, – отозвался Мунтадир холодно. Он выпил из медного кубка. – Какими судьбами такой праведник оказался в этом злачном месте?

Многообещающее начало. Али вздохнул.

– Я хотел извиниться, Диру. Поговорить с тобой о…

Взрыв смеха привлек его внимание к двум дэвам. Афшин, видимо, рассказывал какой-то анекдот на дивастийском с веселым лицом, оживленно размахивая руками. Джамшид смеялся, а кто-то третий подливал вина ему в кубок. Али нахмурился.

– Что? – спросил Мунтадир. – Ты на что уставился?

– Я… ни на что, – заикаясь, ответил Али, удивленный такой враждебностью в голосе брата. – Просто я не догадывался, что Джамшид и Дараявахауш такие близкие друзья.

– Они не друзья, – огрызнулся Мунтадир. – Он проявляет уважение к гостю своего отца, – глаза Мунтадира сверкнули из глубины какой-то мрачной неуверенностью. – Не придумывай лишнего, Ализейд. Мне не нравится этот взгляд.

– Какой взгляд? О чем ты?

– Ты знаешь, о чем я. Ты бросил своего потенциального убийцу в озеро и, рискуя жизнью, решил замести все следы того, что произошло на стене. Конец истории. Джамшид ничего не расскажет. Я попросил его об этом… и в отличие от некоторых, он меня не обманывает.

Али опешил.

– Думаешь, я желаю ему вреда? – Он понизил голос, заметив любопытствующий взгляд сновавшего поблизости слуги – хоть они и говорили по-гезирийски, но ссору ни на каком языке ни с чем не спутать. – Господи, Диру, ты правда думаешь, что я могу убить джинна, который спас мне жизнь? Ты думаешь, я способен на такое?

– Я уже не знаю, на что ты способен, Зейди. – Мунтадир осушил кубок. – Я месяцами твердил себе, что все это какая-то ошибка. Что ты просто сердобольный дурак, который разбрасывается деньгами, не задавая лишних вопросов.

У Али замерло сердце, а Мунтадир подозвал виночерпия, замолчав, пока тот подливал ему еще вина. Он сделал глоток и продолжил:

– Но ты ведь не дурак, Зейди. Ты один из умнейших джиннов. Ты не просто отдавал им деньги – ты научил их скрываться от наших казначеев. Я никогда не думал, что ты будешь так ловко заметать следы. Этого шейха расплющило насмерть прямо у тебя на глазах, но Боже… ты даже не шелохнулся. И тебе хватило ума избавиться от тела, когда ты сам был на грани смерти. – Мунтадир содрогнулся. – Это хладнокровно, Зейди. Я не подозревал, что ты можешь быть так хладнокровен. – Он покачал головой и сказал с горьким сожалением в голосе: – Я хотел закрывать глаза… на все, что говорили вокруг. И всегда закрывал.

Али начинало подташнивать. В глубине души он вдруг понял, какое направление принимает их разговор, – и он боялся этого. Он сглотнул комок, подкатывавший к горлу.

– На что?

– Ты сам знаешь. – Глаза его брата, серые глаза, так похожие на его собственные, переполняла буря эмоций: чувства вины, и страха, и подозрений. – Ты знаешь, что говорят о принцах в нашей ситуации.

Пружина страха, сжимавшаяся в сердце Али, лопнула. И внезапно так стремительно, что шокировало его самого, страх выплеснулся в ярость. В негодование, которое Али, сам того не подозревая, держал под прочным замком в таком уголке, куда не смел соваться.

– Мунтадир, я хладнокровен, потому что всю жизнь прожил в Цитадели, где учился служить тебе. Я спал на голых досках, пока ты спал с куртизанками на шелковых постелях. Мне было пять , когда меня отняли у матери, чтобы я пошел учиться убивать людей по твоей команде и сражаться в битвах, которые тебе никогда не придется видеть. – Али перевел дыхание, сдерживая ураган эмоций, рвущийся у него из груди. – Я совершил ошибку, Диру. Вот и все. Я хотел помочь шафитам, а не развязывать…

Мунтадир перебил его:

– Ты и кузен твоей матери – единственные известные спонсоры «Танзима». Они накапливали оружие для неизвестных целей, и неизвестный гезирийский солдат, имевший доступ к Цитадели, украл для их склада тренировочные зульфикары. Ты так никого и не арестовал по этому делу. Хотя, судя по всему, ты знаешь их лидеров. – Мунтадир снова осушил кубок и повернулся к Али. – Вот ты и скажи мне, ахи, – попросил он, – что бы ты подумал, окажись сам на моем месте?

В голосе его брата сквозил страх, неподдельный страх, и Али стало от этого физически плохо. Если бы они были наедине, он бы бросился Мунтадиру в ноги. Даже сейчас его подмывало поступить именно так, и пес с ними, со свидетелями.

Но он сдержался и только взял его руку.

– Никогда, Диру. Никогда. Я скорее буду готов пронзить собственное сердце, чем замахнусь на тебя. Клянусь Богом… ахи… – обещал он, но Мунтадир только хмуро смотрел на него. – Умоляю тебя. Скажи, как мне все исправить. Я сделаю все, что ты попросишь. Я пойду к отцу. Я все ему расскажу…