Макс Мах - Дама Пик

— Цвет? — нахмурилась Теа. — Все всегда сводится к цвету… Джентльмены предпочитают блондинок, а черт любит рыжих! Зеленый, красный, синий, фиолетовый…

— Зеленый какой? — уточнил Август.

— Изумрудный.

— А красный?

— Скорее пурпурный.

— Все оттенки холодные, не правда ли?

— Да, — согласилась Теа, обдумав вопрос. — Точно! Все цвета холодные.

— Ну, вот тебе и первое отличие, — кивнул Август. — Цвет потоков. Вернее, то, как мы его воспринимаем. Темные маги видят холодные тона, светлые — теплые. Особенность восприятия, по-видимому, но тем не менее. Далее, плотность и насыщенность тьмы. У светлых тьма разрежена, осветлена, так сказать, а у темных, она, напротив, плотная, глубокая.

— Да, — повторила Теа. — Возможно. Продолжай!

— На что похож по-твоему поток? — спросил Август.

— На поток, — пожала плечами Теа. — На что же еще?

— На ручей? — уточнил свой вопрос Август.

— Нет, пожалуй… — задумалась Теа. — Поток закручен винтом, как shurup.

«Шуруп?» — Этого слова Август не знал, но о его значении догадывался.

— Архимедов винт?

— В точку! — улыбнулась довольная взаимопониманием Теа.

— В какую сторону закручена резьба?

— Хочешь сказать, что, если у нас левая резьба, то у светлых — правая?

— Так и есть, — кивнул Август. — Так и есть.

— Это отражение реального положения дел или опять особенности восприятия?

— Твой вопрос не имеет смысла, — чуть развел руками Август. — В данном случае, особенности восприятия отражают реальное положение дел, что разумеется, имеет свои причины и следствия. Мы воспринимаем магию иначе, чем светлые, хотя теоретически нет двух магий, а есть лишь разные способы воздействия на нее. Мы все такими рождаемся. Это как быть левшой или правшой, дальтоником или наоборот. Но то, какими мы рождаемся, определяет затем восприятие магии и нашу манеру с ней взаимодействовать. Темный волшебник способен научиться действовать, как светлый. Это потребует больше времени и труда, но возможно, хотя и получается не у каждого. Однако это никогда не будет естественным, если ты понимаешь, о чем я виду речь.

— Научить левшу писать правой рукой, — предположила Теа.

— Даже хуже.

— Кажется, понимаю, — кивнула женщина. — Что ж, с причинами разобрались. Каковы следствия?

— Аура. Ее цвет, насыщенность… Темные и светлые сильно отличаются друг от друга своими аурами, да и колдовство у них разное. Светлые, например, почти не способны осуществить эффективное проклятие.

— Моральные принципы не позволяют? — усмехнулась Теа, снова приложившись к кубку с вином.

— Не в этом дело, — отрицательно покачал головой Август. — Просто этот тип магии им не дается, или дается, но с большим трудом. Мы, к слову, и лечим по-разному, поскольку при одних и тех же болезнях воздействуем на разные процессы или на те же самые, но по-разному.

— Что еще?

— О, много чего, — улыбнулся Август. — Разное мировоззрение, разные склонности. Так сразу все и не рассказать, но, если хочешь, давай займемся этим, пока едем в Вену. Тема серьезная, отчего бы и не заняться?

— Ты хороший, — неожиданно сказала женщина, стирая улыбку со своих губ. — А я плохая. Измучила тебя… да и себя…

— Так не мучай! — предложил Август, смягчив улыбкой прозвучавший в его словах вызов.

— Не могу, — виновато улыбнулась в ответ Теа.

— Почему?

И в самом деле, почему? Что ей мешает?

— Я жду.

«Вот те раз! — Август был неприятно удивлен и в известной мере дезориентирован. — Ждешь? Чего, ради всех благих?! Чего ты ждешь, женщина?»

И вдруг он вспомнил точно такой же разговор, состоявшийся между ними четыре месяца назад. «Я жду», — сказала она тогда, и он ее понял, впервые признавшись вслух, что любит. Однако с тех пор он говорил ей об этом не раз и не два. Не надоедал и не давил, но все-таки говорил. Так что вряд ли речь сейчас шла о признании в любви, тем более, что она сама попросила его «подождать».

«А что, если я неправильно ее понимаю?» — спросил себя Август, вглядываясь в изумительные глаза Теа.

В самом деле, глядя на нее, он зачастую забывал, что внешность и душа в данном случае принадлежат двум разным женщинам. К тому же, он по-прежнему недостаточно хорошо понимал мир Таньи, чтобы знать наверняка, каковы мораль и традиции этого мира. Твердо он знал только то, что в мире Таньи победило единобожие, но была ли она сама ревностной приспешницей этой веры, ему не известно.

«Культура… — вспомнил он. — Английский язык? Кому, вообще, мог понадобиться язык этого провинциального народа? Но, может быть, в ее мире саксы добились большего успеха? Итак, история, традиции… А сколько ей, к слову, лет?»