Лейн Бросс - Судьбы

Но Люк устал. Он был в тренажерном зале с 5:30 утра, занимался тяжелой атлетикой и бегом, а после школы в течении часа у него была беговая тренировка с командой. И это было еще до тренировочной игры, которую Люк воспринимал так же серьезно, как и любой настоящий матч. Она проходила около двух часов, и он упорно играл все это время.

Карен ничего не сказала при расставании, только обняла его и быстро поцеловала без языка — он понял, что вновь разочаровал ее.

Идя по Маркет Стрит, он любовался на звездное небо и пытался составить список созвездий, но вскоре застрял на созвездии Лебедя.

Ветер усиливался. Люк без перерыва названивал Жасмин, но каждый раз включалась голосовая почта. После того, что произошло на прошлой неделе, они договорились о следующем: она должна была давать о себе знать каждые несколько часов и сообщать ему, где она находится и что делает. После девяти часов ей было запрещено выходить на улицу.

Но было уже десять часов вечера, а от нее не было никаких новостей. Что если у Жасмин снова передозировка, только в этот раз рядом нет никого, чтобы спасти ее?

Люк протолкнулся через толпу пассажиров и туристов и сел в автобус, направляющийся в сторону Ричмонда. Стоя в задней части автобуса, он всматривался в лица пассажиров, надеясь мельком увидеть этот маленький, выступающий подбородок и длинные темные волосы. Не было никаких намеков на ее присутствие. Люк держался за ремни на поручнях, пока автобус мчался по городу.

Вскоре автобус опустел и остался только он и пожилой мужчина в грязной кожаной куртке. Люк сел и уткнулся лбом в холодное текло окна. Мерное покачивание автобуса клонило в сон. Темнота улиц нарушалась полосками света, гипнотизирующими и ритмичными, сквозь дрему казалось, что это разноцветные падающие звезды качались туда-сюда.

Они проехали мимо строящегося дома, наполовину законченного, с табличкой ВХОД ВОСПРЕЩЕН и деревянными ограждениями. Взгляд выхватил арматуру, торчащую из цемента, спицы для железных знаков, куски бетона.

Из-под решетки на улице вырывался пар со свистом. Люк смотрел на то, как пар извивается и крутится, как — будто пытается уплотниться и перейти из газообразной формы в твердую.

Затем ему удалось — он сконцентрировался, принял форму, изменился.

Время словно замедлилось…Казалось, что автобус еле ползет, исчезли все звуки.

Он наблюдал, как какая-то женщина с длинными развевающимися волосами шагнула в пар. Туман обвился вокруг ее тела, словно голодная змея. Люк моргнул. В одно мгновение женщина исчезла, словно канула в небытие, как — будто мгновенно распалась на капли пара.

Движение вернулось, возвращая Люка обратно в явный, наполненный звуками, физический мир. От неожиданности он ударился лбом о стекло, когда попытался вывернуть шею и проследить исчезающую за окном автобуса ирреальную картину.

Ничего.

Какого черта?

Он повернулся в сторону пожилого мужчины в кожаной куртке, ища своего рода подтверждение, что не сошел с ума, но мужчина сидел с закрытыми глазами и его тело качалось в такт с движением автобуса. Люк закрыл ладонями глаза.

Люди не исчезают вот так вот в воздухе…

Он опустил руки и вновь уставился в окно, боясь другого видения. Но город проносился мимо, так же, как и всегда: неясно вырисовывающиеся темные здания, точки света. Должно быть он это вообразил себе от усталости, или заснул на несколько секунд.

На своей остановке Люк выпрыгнул из автобуса и пробежал шесть кварталов до своей квартиры, глубоко вдыхая легкими холодный ночной воздух, до тех пор пока их не стало жечь.

Ветер, дующий с океана, приносил знакомый запах рыбы, смешанный с легко узнаваемым запахом чеснока. Над ним, на втором этаже пожарного выхода, на фоне приглушенного света, исходящего из окна, он разглядел знакомый силуэт. Ее длинные темные волосы, сверкание кольца, когда она поднесла сигарету ко рту.

Его сестра была дома с самого начала. Он не знал, чувствует ли облегчение, или гнев. За прошедшую неделю каждый раз, когда он видел ее, он также видел и другую ее: бледную, без сознания, волосы по всей больничной подушке, ногти кроваво-красного цвета на белой простыне, одетую в ужасную блестящую рубашку, обрезанную практически до пупка. В уголках рта остались следы рвоты.

Его сестра — его младшая сестра.

Воспоминание заставило сжаться его горло.

— Жас, — он позвал.

Она встала, затем схватила лестницу в конце небольшой площадки и потянула ее. Лестница затряслась и с противным скрипом опустилась.