Мария Сакрытина - Добрая фея, прекрасный рыцарь (сборник рассказов) [СИ]

— Вик… а помнишь, ты у меня на подарок маме занимала?

— Ты издеваешься?

— Вик, ну очень надо, — взмолился Витя. — Ну пойми меня: его то заколдует, и контр-заклятье месяц действует, то украсть хотят: он же принц! И я уже запарился ему невесту искать, пять миров исходил, ему никто не нравится, а тут ты… Ну вот честно, помоги, а?

— Ищи дальше, — посоветовала я и нажала отбой.

Ну их к чёрту, этих принцев!

На следующее утро рыжий кот с разноцветными глазами и презрительной мордой сидел на моём крыльце и умывался.

В тот же день я подала объявление: «Продам кота».

Пока никто не откликнулся.

А вам, случайно, кот не нужен?

Он давно уже разучился чувствовать — и мир стал для него серым, точно завернулся в дымчатый туман. И только её рыжие волосы горят для него, как костёр в ночи.

Он мнит себя богом. И, как бог, распоряжается её судьбой. Но разве можно подчинить огонь?

Она светилась.

С лицом, напоминающим лукавого лисёнка, с доверчивыми взглядом, и, конечно, волосами странного, удивительного цвета, который люди называли рыжим, она светилась, точно огонь в ночи — дерзко и бесстрашно. Волосы — особенно волосы, по ним он узнавал её всегда. В его чёрно-сером мире они действительно были сродни свету.

Она жила ещё в те дни, когда люди строили для него кромлехи. Он помнил отражающееся в её глазах звёздное небо и всполохи пламени — серые, как и всё вокруг. Её затаённую улыбку, обращённую стоящему у алтаря юноше. Их руки, их объятья, её голос… Её кровь на том же алтаре. И, конечно, её разметавшиеся рыжие волосы, мгновение спустя ставшие костром. Костёр, небо, звёзды — грязно-серое и мглисто-чёрное. И только её волосы по-настоящему горели.

Спустя сотни ночей и тысячи лиц, когда каменные круги ушли в туман, а на их месте выросли храмы, украшенные крестами, он встретил её вновь. Не узнал сначала: её волосы закрывал апостольник. Но глаза сияли по-прежнему, а лицом она всё так же походила на лисёнка. Только улыбка предназначалась теперь кресту и распятому на нём изваянию.

Он не был против. Он вообще легко относился к чувствам: люди мимолётны и хрупки, как огонёк свечи. И чувства их преходящи и не стоят его внимания. Сам он никогда не испытывал ничего подобного или же не помнил об этом. Всё, на что он был способен — это интерес. А она интересовала его, интересовал её свет, её тепло. К тому времени у него уже было достаточно слуг, по той или иной причине привлёкших его внимание, и все они были серыми тенями по сравнению с ней. Так почему бы и ей не сиять для него? К тому же он ясно видел на ней рок скорой смерти. Наверное, большинство людей назвали бы милостью то, что он собирался ей подарить. Чем рождаться вновь и вновь и умирать до срока — даже по-человечески очень сладко вместо этого жить вечно.

Когда он пришёл к ней, она назвала его дьяволом и, зажмурившись, вцепилась в молитвенник. А он вспоминал, как выходил для неё из тумана сотни ночей назад, становился у камней рядом и ветром гладил её волосы. Тогда она не замечала, сейчас не хотела видеть. К его словам и тогда, и сейчас она оставалась глуха.

Как и много раз до неё, он не принял её чувства в расчёт. Она просто не понимает, решил он, что получает взамен её кельи и молитвенника.

Вечности она совсем не обрадовалась. От слуг-теней сбежала, и это подогрело его любопытство. Когда она вернулась в монастырь, он последовал за ней и смотрел потом, как она замирала ниц перед распятьем, как растрёпанные рыжие волосы сияли вокруг её головы ореолом. Смотрел и не понимал, совершенно не понимал её упрямства и верности кресту. Разве крест сделал ей в подарок вечную жизнь и молодость? Разве крест стерёг её?

Она прогоняла его раз за разом, обливаясь слезами и истово бормоча молитвы. В её глазах он читал страх и отчаяние — и не понимал их тоже. Но уходил. Ему скучно было долго оставаться на одном месте.

Когда монастырь разрушили, а руины утопили в крови, он снял её тело, пронзённое копьём, с того самого распятья и унёс в замок одного из своих слуг. Пробуждение её очень расстроило. Долго она не понимала, что жива, а когда поверила — сбежала снова. Он думал, опять в монастырь.

На окраине ближайшей деревушки, заглянув в бедную сельскую церковь и отбив поклоны распятью, она приготовила костёр и взошла на него сама. Он смотрел, понимая, что его слов она снова не услышит. А значит, костёр всё равно будет.

Он думал, что этого ей хватит, чтобы понять самой: он подарил ей вечность. Рядом с ним или же нет — но вечность.